привязанной к ее спине веткой; в правой руке у Мани была толстая суковатая палка.
Вдруг она вскочила и побежала к самой ближней кучке зверей. Ветка откатилась в сторону, но нерпы, не сразу поняв, в чем дело, медленно задвигались… А Маня уже колотила одну из них по голове, стараясь попасть в самый нос.
Ни Митя, который наблюдал за Маней, ни девочка, увлеченная охотой, не видели, как все остальные звери сползли в воду. Теперь они плавали вдоль берега, высоко поднимая из бурных волн свои глазастые морды.
– Митя, иди сюда! – закричала девочка, вонзая нож в грудь нерпы. – Скорее иди! Там кругом, где я шла, иди!
Как только брызнула кровь и потекла струей, девочка припала к зияющей ране губами и начала жадно пить красную теплую жидкость.
Насытившись, она оглянулась. Мальчика не было. Что случилось? Она взяла палку и пошла его искать.
Осторожно шагая между камней, Митя увидел на повороте усатую морду с большими красноватыми глазами и в страхе залез на березу. Нерпа испугалась его, нырнула в море, но другие по-прежнему лезли и размещались по камням, не замечая спрятавшегося мальчика.
Маня со своей дубинкой снова спугнула зверей и громко крикнула:
– Митя-а!.. Где ты?..
Мальчик слез с дерева.
– Ты что здесь?
– Нерпа на меня бросилась… чуть-чуть не укусила…
– Ах, какой ты еще смешной! Разве ты не видел, как они боятся людей? Почему они не кинулись на меня, когда я била палкой их товарища?
– Они тебя боятся, – проговорил Митя.
Маня захохотала.
– Ну, пойдем со мной скорей. Попей теплой крови – и тебя будут бояться, и ты будешь охотником.
– Не буду я кровь пить, не хочу я…
– Пойдем, пойдем, посмотришь.
Кровь еще сочилась из убитой нерпы. Девочка снова припала к ней губами, потом, поднявшись, весело поглядела на спутника. Ее личико было в крови, – она смачно облизывалась.
– Вкусно, очень вкусно! Пей, пока течет. Совсем другой станешь. Смотри, какая кровь хорошая.
Митя двинулся было, чтобы попробовать, но, окинув взором неуклюжую тушу зверя, брезгливо отвернулся.
Маня сокрушенно мотнула головой и начала снимать шкуру вместе с жиром. Ободрав животное, она поела теплого еще мяса.
Кожу нерпы и часть мяса дети затащили как можно выше на камни и закрыли палками. С собой они взяли часть нерпичьей тушки и желудок животного.
– Раздуем, высушим и воду будем в нем держать, – проговорила Маня, выдавливая из желудка полупереваренные куски рыбы.
Ночью пошел дождь. Дети крепко спали, особенно Маня. Мальчик просыпался, ворочался: он был голоден, Хлеб вышел, ягоды же больше утоляли жажду, чем голод.
Шалаш выдерживал напоры ветра и не протекал. Детям было тепло. Они спали рядом, спина к спине.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На рыборазводном заводе отсутствие детей заметили в сумерках. Искали их на садках, осмотрели ближайший берег залива…
– Унесло, унесло в море, – сокрушенно сказал отец Мити. – Что теперь будет с женой?! Что я ей скажу?
Он бросился к катеру, но выйти из речки на нем можно было только ночью; по приливу.
Все стали гадать, куда могло унести лодку с детьми: прямо в море или вдоль берега. Русские решили, что прямо в открытое море, так как ветер с полдня дул только с берега, но эвенки высказывали сомнение.
– Это только когда тихий ветер был, он дул с берега, а тогда их унести не могло – тогда они справлялись с лодкой и ехали куда-то вдоль берега. А потом ветер ударил почти с моря: значит, их в Большую бухту, за остров, в конце концов выбросить должно.
Так рассуждали эвенки, и поэтому отец Мани собрался завтра утром, чуть свет, идти искать их вдоль берега, вправо от устья рыбоводной речки.
Мать Мити и мать Мани горько плакали. Особенна томительна была первая ночь. Буря ревела. Берег содрогался под ударами волн. Обе матери то и дело выбегали к: устью речки и смотрели на взбудораженное море.
На другое утро первым проснулся Митя. Он слышал, как шумел дождь и завывал ветер. Дождь лил широким потоком, кругом журчали ручейки. Хотя в шалаш, туда, где лежали дети, вода не попадала, но Митю охватывала холодная сырость.
– Маня, я есть хочу, – заныл мальчик, толкая подругу в бок.
Она не сразу проснулась. Ей было тепло и снились хорошие сны.
– Ну вот, вчера не ел мяса, а теперь есть хочешь! А чего будешь есть? У нас только сырая рыба да сырое мясо есть.
– Я жареную нерпу буду есть, а сырую не хочу.
– И то хорошо, что хоть жареной нерпы захотел. А раньше никак не хотел есть… И это хорошо, и это хорошо… А огонь добудем. Только вот пусть немного дождь пройдет. Поставим урасу, очаг сделаем и огонь разведем.
– Маня, а что теперь наши делают?
– Что делают? Нас ищут. Мой отец, вероятно, где-нибудь тут на берегу напротив острова ходит, а твой на катере приедет.
– А если катер сломается, то не приедут?
– Тогда сами поедем. Что у нас лодки, что ли, нет? Унесло у нас лодку, что ли? Поди, не унесло. Она крепко привязана.
– А почему ты думаешь, что твой отец в эту сторону пошел нас искать? Почему это ты так думаешь?
– А как же иначе! Разве отец пойдет против ветра искать? Он пойдет искать по ветру. А ветер сюда дует.
– А что теперь, Маня, твоя мать делает?
– Однако, то же, что и твоя, – плачут они, вот что они делают…
– Моя мама говорила, что если я потеряюсь, то она умрет. Правда это, Маня?
– Все может быть. Закатится сердце – и готово. Я слышала, так бывает. Старики говорили: от горя всякое с человеком может случиться.
Митя испуганно вскинул глаза, наполнившиеся слезами.
– А надо сигнал подать – они и перестанут плакать.
– Какой сигнал? Опять жесткое слово сказал!
– Дыму пустить. Большой огонь развести… Сейчас из этого ничего не выйдет.
– Почему?
– Не увидят они сейчас ни дыма, ни огня… Ветер сильный дует – весь дым к земле прижмет.
– А куда же дым денется?
– Унесет его в другую сторону.
– В какую?
– Да вот сюда, на ближний берег.
– Там, где отец твой сейчас? Тогда он увидит и маме пойдет скажет.
Маня задумалась. В самом деле, ведь так. Только вот сумеет ли она огонь добыть? Здесь, в шалаше, от дыма задохнешься, а снаружи ветер, дождь и земля сырая.
Все же мысль о сигнале заставила девочку быстро одеться и хорошенько обдумать постройку урасы. Она
