5
Узкая кожаная куртка, перехваченная солдатским ремнем, немного скрывала худобу, но неестественный цвет лица, выступающие острые скулы и запавшие глаза выдавали обреченность этого человека. Он прятал подбородок и губы в большом коричневом кашне, охватывающем горло. Голос звучал сквозь толстую шерсть очень тихо, неестественно. Дорогое новенькое кашне странно дисгармонировало со всем его обликом. Ватник, разбитые сапоги, брезентовые рабочие штаны с несимметричными кожаными заплатами на коленях.
Подавая Татьяне руку и помогая ей выбраться, он не сказал ни слова. Он вообще очень мало говорил. С самого начала, с того момента, когда Татьяна села в газик на шоссе, этот человек произнес в лучшем случае три-четыре фразы. Два бритоголовых зека в черных промороженных робах, прихваченных ими возле какого-то заброшенного кафе уже в десятикилометровой зоне, трепались взахлеб, отпускали мерзкие шуточки и все пытались расшевелить спокойного шофера, но никакого результата. Только один раз, на самом въезде в Припять, он осадил их. Всего два коротких непонятных слова. Наверное, что-то на блатном жаргоне, и зеки сразу поутихли, перестали суетиться.
Выбравшись из подвала, Татьяна прошла по узкому грязному коридору вслед за своим безмолвным провожатым и опять оказалась в подъезде жилого дома. Фонарик погас. Сквозь стеклянную наружную дверь на кафельные стены падал ровный фонарный свет. Света было достаточно даже для того, чтобы разглядеть номера на почтовых ящиках. Человек в ватнике остановился.
— Ну как, отвела душу? — вдруг спросил он, не поворачиваясь, хриплым неестественным голосом.
— Посуду вымыла, дура! — отозвалась Татьяна. — Я совсем с ума сошла! Володя, я хочу назад в Киев! Когда я смогу вернуться? — Лучше было, конечно, промолчать, но нервное возбуждение подталкивало ее изнутри, заставляло говорить. — Я сама не знаю, что делаю, понимаешь? Не нужно было мне все это! Совсем не нужно! Я хочу вернуться. Понимаешь?
В ответ ни слова. Он только поправил свое коричневое кашне. Накладываясь на фонарный свет, по ступеням качнулось зыбкое желтое пламя. Татьяна с трудом заставила себя замолчать, ее охватила дрожь. Только теперь со всею ясностью женщина осознала: «Они не выпустят меня отсюда! Я теперь опасный свидетель!»
На лестнице появилась незнакомая фигура. Человек держал в руке керосиновую лампу. В глаза бросились круглые желтые очки и борода.
— Пойдемте, вас ждут, — сказал он и сделал приглашающий жест.
В маленькой квартире на втором этаже, куда Татьяна вошла вслед за водителем, оказалось неожиданно чисто. Здесь стояла дорогая финская мебель. Столик из карельской березы, ручки изящных кресел и изогнутые панели, отражая свет керосиновой лампы, просто лучились теплом. Зеркало в коридоре вымыто. На окне маскировка. Плотная темная ткань прихвачена обойными гвоздями к стене. Так что с улицы невозможно заметить свет. На столе маленькие рюмки, распечатанная бутылка коньяка, консервированные ананасы в открытой железной банке.
— А вот и наша Татьяна Борисовна!
— Вы? — искренне удивилась женщина. — Вы здесь?
Одетый в белый защитный комбинезон, он сидел, вытянув ноги почти до середины маленькой комнаты, так что квадратные матовые подошвы торчали носками вверх, будто вырастая из красного глубокого ковра. Вертел в пальцах полную, тяжелую рюмку. Под комбинезоном был, вероятно, тот же самый двубортный серый костюмчик, в котором Анатолий Сергеевич явился к Татьяне в Киеве и предложил эту поездку в обмен на контейнер. Тогда он, правда, выглядел более подтянутым, не было этой развязной улыбочки, не было этого неприятного прямого взгляда. Все очень конкретно, без фамильярности, без лишних слов. Договорились в первую же встречу.
— Вы привлекли к себе внимание, — сказал он, нарочно глядя на Татьяну сквозь рюмку. — И это плохо. Это очень плохо. Мы так не договаривались. Хотите коньяка?
— Нет. — Она повернулась к молчаливому водителю. — Володя, у тебя не найдется сигаретки?
Водитель отрицательно качнул головой.
Анатолий Сергеевич протянул пачку. Она взяла сигарету и сразу закурила. Присела в свободное кресло, заставила себя вытянуть ноги.
— Действительно, я чуть не попалась, — сказала она. Курить было очень приятно, и она успокаивалась с каждой затяжкой. — Но видите, обошлось. Анатолий Сергеевич, я хотела бы побыстрее выбраться отсюда. Когда мы поедем?
— Сразу же по завершении нашего дела! Вы, Татьяна Борисовна, зря отказываетесь от коньяка. Здесь очень высокий фон, а алкоголь хоть и частично, но защищает нас от радиации!
Он проглотил коньяк и, взяв пальцами прямо из банки ломтик ананаса, положил его себе в рот.
— Хорошо вы здесь устроились! — сказала Татьяна. — Уютно. Я смотрю, мебель из карельской березы…
— Здесь вообще много мебели осталось. — Он налил себе новую рюмку. — Грех не воспользоваться. Но — увы. Нам нужно идти. — Он опять вертел рюмку в пальцах. — Вы очень задержали нас, Татьяна Борисовна. Мы должны взять контейнер из тайника и вывезти его хотя бы за пределы десятки. А сделать это можно только ночью. Так что мы с вами совсем не располагаем временем.
Водитель так и не присел. Стоял возле стены, трогал рукой шарф у себя на горле. Татьяна беспомощно взглянула на него.
— Я обманула вас, — сказала она. — Я не знаю, где Иван спрятал контейнер.
Теперь она смотрела на свои черные резиновые сапожки. Все-таки испачкалась в канализации. В каком-то отупении Татьяна следила за жирной желтой каплей, медленно переходящей с каблучка на ковер.
— Интересно! Выходит, вы, Татьяна Борисовна, обманули меня?
— Я очень хотела пробраться в Припять. Наверное, у меня душевное расстройство, — с трудом подбирая слова, говорила женщина. — Поэтому обманула. Я правда не знаю, где контейнер. Иван никогда не делился со мной подобными вещами. Обманула! Пожалуйста, отвезите меня домой.
Сигарета догорела в ее пальцах. Татьяна поискала пепельницу и не нашла. На столе только коньяк, ананасы и рюмки.
— Дайте сюда!
Когда он поднялся из кресла, белый комбинезон, казалось, занял половину комнаты. Выхватил раздраженно из руки Татьяны дымящийся бумажный цилиндрик, бросил на ковер, под ноги и растер подошвой.
— Вы, Татьяна Борисовна, надеюсь, понимаете, что выбраться из города сможете только в комплекте с контейнером? — спросил он.
— Убьете меня?
— Пока нет. Вы срываете нам сроки, зато у вас будет время подумать. Я надеюсь, память вернется. Если нет, я вам обещаю, вы еще будете умолять о том, чтобы вас просто убили.
Ворс на ковре тлел, и маленькое облачко дыма быстро окутало квадратные ботинки и ножки кресла. С раздражением он затоптал ковер. Ничего больше не говоря, допил коньяк, одну за другой наполнив и проглотив четыре рюмки, после чего сразу вышел из комнаты. Татьяна услышала, как он сбежал вниз, прыгая через ступеньку. Удивительно, у этого человека оказалась легкая мальчишеская походка.
6
Ни звука в городе, только еле различимый шорох — будто маленький дождь или снег идет.
— Ну и что теперь будет? — спросила Татьяна.
