V
— Как ты ухитряешься это делать, Катарина? С каждой нашей встречей ты выглядишь все моложе!
Я откинулся в мягком кресле, с удовольствием глядя на ладную фигурку хозяйки.
— Не плети ерунды. Я почти совсем не спала. Выгляжу, словно заморыш… — вздохнула Катарина, ставя на стол поднос с завтраком. — Всю ночь я сидела над Браго, и, ей-богу, сама не знаю, что об этом и думать. Это, действительно, сенсация… Я нашла еще четыре примера. В том числе три в «Грани бессмертия». А их может быть значительно больше. Я ведь перелистала лишь три книги, изданные за последнее время.
— Ты все-таки дай мне сказать… Когда я на тебя гляжу, то чувствую себя по меньшей мере на пятнадцать лет моложе. Теперь я вижу, что потерял…
— Вечно ты… — Катарина вспыхнула и непроизвольно одернула халат.
— Я знаю, что у меня нет никаких шансов. Свои ночи ты без остатка отдаешь Хозе Браго.
— Ты не имеешь никаких прав на ревность… А если говорить о Браго, то это любовь платоническая и без взаимности.
— Если бы я был уверен, что он действительно мертв… — бросил я как бы в шутку.
Она перестала наливать кофе и внимательно посмотрела на меня.
— Так ты думаешь, что в этом следует искать разгадку «вещих способностей»?
— Пока у меня нет собственного мнения. Это де Лима утверждает, что Браго жив. Быть может, он знает больше, чем хочет сказать.
— Это было бы прекрасно! — взволнованно воскликнула она.
— В ближайшее время узнаем! Я постараюсь сегодня же добыть разрешение на эксгумацию.
Катарина насупилась. Неожиданно, словно ей в голову пришла новая мысль, она сказала:
— В могиле могут быть останки другого человека, Пожалуй, это вполне вероятно. Вот это история…
— Если быть откровенным, то я не верю, чтобы Боннар зашел так далеко…
— Я тоже так думаю, — кивнула Катарина. — Но факт остается фактом: Браго довольно странно заглядывает в будущее (если это можно так назвать) в своих произведениях. Ты ничего не ешь!
Она положила мне на тарелку ветчины, а потом принесла из соседней комнаты две книги.
— Несоответствие, обнаруженное де Лимой, не единственное. Правду говоря, я никогда бы не обратила внимания на эти деревья. Вот посмотри, — открыла она одну из книг в заложенном месте и ногтем отчеркнула абзац.
— «…сметет последний жухлый след осенний», — прочитал я вслух. Слово «жухлый» было дважды подчеркнуто.
— Это строчка Уиллера в переводе Стеллы Рибейро. Цитируя это место, Браго воспользовался изданием 1981 года, которое несколько отличается от издания 1974 года. В частности, слово «желтый» переводчица заменила словом «жухлый».
— Понимаю. Если Браго умер в 1979 году, то он не мог читать второго издания. Но, возможно, изменение внес редактор «Грани бессмертия», решив воспользоваться более поздним переводом.
— Проверить нетрудно. Но если это даже и редакторская правка, три других примера заставляют задуматься. Ты знаешь Шалаи?
— Имре Шалаи? Лауреат Нобелевской премии? Это обязан знать любой культурный человек!
— Дело не в премии, а в том, что получил он ее три года назад и примерно в то же время у нас вышел его первый перевод. А между тем я убеждена, что на творчество Браго, во всяком случае если говорить о «Сумерках» и «Грани бессмертия», повлиял как раз Шалаи.
— А говорят, что Браго — первооткрыватель, пионер…
— Не ехидничай. Основное у Браго — умение сливать воедино невероятную динамичность сюжета с поразительными по смелости формальными приемами. На первый взгляд поведение героев, интрига, да что там — вся постановка действия кажется противоречащей логике. А между тем мы тут имеем дело с абсолютной точностью замысла и глубоким философским содержанием. В этом умении показывать наиболее существенное Браго — мастер высшего класса. Однако это не значит, что, как и любой человек, творящий в определенных условиях и подверженный их воздействию, он не испытывал различных влияний, будь то сознательно или подсознательно. Но каким образом мог Шалаи повлиять на творчество Браго, умершего на несколько лет раньше, чем у нас вышла первая книга поэта, — непонятно!
— Быть может, он читал Шалаи в оригинале или даже в рукописи?
— Исключено! Браго не знал венгерского.
— Скажи, допускаешь ты возможность того, что Браго жив?
— Увы, это весьма сомнительно, хотя и наиболее удачно разъясняет все загадки. Прежде всего Боннар, насколько я его знаю…
— Как давно ты знаешь Боннара? — прервал я, не скрывая любопытства.
— О, давно. Я познакомилась с ним лет, наверное, семь или восемь назад через профессора Сиккарди, у которого я работала ассистенткой. Профессор поручил мне просмотреть полученные от Боннара рукописи и попросил высказать свое мнение. Это были образцы творчества Браго.
— Значит, ты его первооткрывательница?
— Скорее — первый критик, и к тому же суровый. Сейчас мне эти заметки кажутся смешными… В рецензии не было недостатка в выражениях типа: «автор проявляет эпический талант», «предвещает писателя с солидными данными»… Откровенно говоря, я чувствовала в нем недюжинный талант, но увлек он меня отнюдь не сразу. Именно в связи с этим отзывом я побывала в институте Барта у Боннара. Потом он давал мне и другие рукопии.
— Так, может быть, ты была знакома и с Браго?
— Да, — сказала она и умолкла, глядя на чашку с кофе, которую держала в руке.
— Ты никогда об этом не говорила… Это было там, в институте Барта?
Катарина кивнула.
— Когда ты видела его последний раз? — наседал я.
— О, весной 1978 года. Примерно за год до кончины.
— Как он в то время выглядел?
— Что говорить, не блестяще.
— А позже ты не пыталась его увидеть?
— Во время лечения Боннар запретил всякие посещения. Он только написал мне… — она осеклась.
— Боннар?
— Нет, Браго. Писал, что чувствует себя лучше, очень сожалеет, что не может со мной увидеться, и надеется, что когда-нибудь мы еще поболтаем…
Мне почудилось, что я заметил в глазах Катарины слезы.
— Видно, это было не просто знакомство, — сказал я не особенно удачно.
Она неприязненно взглянула на меня.
— Чепуха. Мы не были знакомы и двух месяцев. Браго не покидал института. Между нами ничего не было.
— Прости. Я не хотел гебя обидеть. Я только ищу, за что бы зацепиться. Ты бываешь в институте Барта?
— Нет. После смерти Браго я встретилась с Боннаром лишь недавно, во время телевизионной передачи. Но это была мимолетная беседа. О творчестве Браго мы говорили с ним где-то в начале 1982 года. Тогда Боннар сказал, что у него есть рукописи Браго и он намерен заняться их публикацией. Он обещал позвонить мне или Сиккарди, но не позвонил. Возможно, забыл. А потом уж начали выходить книги…
— Во время встречи на телестудии он не приглашал тебя навестить его?
