не смотрело на них.
С той ночи на водопадах Вебстера прошло две недели. Сначала существу было хорошо на теплом, мягком полу и нравились визиты всех четырех братьев Фенберг. И Элен, пока она не ушла. Он поправился через пять дней и спросил, лая и подвывая, что мог понять только Туберский, нельзя ли ему уйти. Надо было запастись кормом, пугать собак, смотреть кино, и чувствовал он себя гораздо лучше, спасибо. Можно ему уйти?
Эти люди в белых халатах. Они спорили с Туберским. Говорили слова, которые существо не могло понять. Туберский стоял со сложенными на груди руками и тряс головой, нет. Его нельзя забрать ни в лабораторию, ни в госпиталь, ни в зоопарк. Он останется здесь. Это моя спальня и мой монстр. Так говорил Туберский, и доктора отвечали своими «ага» и «хм» и говорили такими штампами, как 'исключительное явление в науке', и 'долг перед человечеством', и 'подумайте, как много мы сможем узнать', а Туберский отвечал: 'Хоть слезами залейтесь'.
Можно уйти?
Эти люди в белых халатах, Туберский не сделал ничего, чтобы остановить их. Существо смотрело пустым взглядом на коричневые завитки ковра. Он ныл и огрызался. Тогда он почувствовал, как будто пчела ужалила его в правое бедро, и он увидел, что один из Белых Халатов держит иглу внутри него. Он раздраженно отмахнулся от него тыльной частью руки, чем вызвал смятение в их рядах. Он вытащил серебристо-прозрачное насекомое из своей ноги и с любопытством исследовал его. Они наблюдали на расстоянии, как он крутил странную маленькую штучку. С того времени голова его стала тяжелой и тупой. Время тянулось, как тяжелые шаги по мокрой глине, от восхода до обеда, и длинные, длинные ночи. Он смутно сознавал, что Туберский здесь. Он не смотрел на Туберского, предпочитая в редкие промежутки просветления между инъекциями смотреть в окно, на высокие деревья, приветливо манящие его своими ветвями.
— С ним все будет в порядке? — спрашивал Туберский. Никто не отвечал ему. Они считали, что существо умирает.
— Вы думаете, это раны? — Туберский заполнил собой дверной проход. Он опирался о дверной проем, заложив руки за спину.
— Непохоже, — отозвался один из терапевтов, осторожно приближаясь к зверю, чтобы осмотреть его. — Они зажили очень хорошо, просто замечательно. И нет никаких признаков токсинов, которые могли проникнуть в организм с царапинами.
Джон задумчиво потрогал невидимый шрам на своей груди.
— А его сердце? — спросил он.
— Возможно, — сказал кардиолог саркастически. — Но в таких условиях мы вряд ли можем сказать что-то определенное. Его надо поместить в стационар.
— Однако ему становится хуже, не так ли?
— Да, ему становится хуже.
Существо уже два дня не прикасалось ни к еде, ни к питью. Волосы у него выпадали клочьями, а глаза стали мутными и равнодушными.
— Если бы он мог поместить его в приличную…
Туберский не знал, что большинство специалистов в частном порядке, а также через свои университеты и госпитали организовали против него иск. Им нужен был зверь. Туберский смотрел мимо докторов, стараясь поймать взгляд глубоко посаженных коричневых глаз, которые больше не отвечали ему. 'Черт, я не хочу отдавать им его', — подумал он.
— Мистер Туберский, если вы не отправите его отсюда, то потеряете своего монстра.
— Будет ли это так уж страшно? — спросил он.
— Я вас не понимаю. — Это удивился доктор медицинских наук, бледный, с седой бородой.
— Я просто подумал вслух, это метафора.
В группе неодобрительно зашумели. Они считали Туберского странным, и, что еще хуже, фривольным.
— Что такое, ученые господа, закончившие четыре года колледжа, монстр?
Туберский невинно улыбнулся. От комитета в белых халатах несло молчаливым превосходством.
— Зверь с шерстью и клыками? Парообразное проявление эктоплазмы? Нечто в дешевом костюме, вылезающее из могилы? Что вы на этот счет думаете?
Группа была не в настроении отвечать на двадцать вопросов сразу.
Туберский усмехнулся:
— Ладно. У вас тут, ребята, веселое сборище. Мне бы тоже хотелось чего-нибудь поэтического, но у меня в духовке пара пирогов, и мне еще надо сделать кое- что совсем неприятное. — Например, повзрослеть. — Скажите 'о'кей'.
Никто не сказал 'о'кей'.
Туберский проводил всю компанию рассерженных ученых по коридору, через гостиную, и довел до двери. Стоя на крыльце, группа с жаром обсудила нанесенную им обиду, и в то же время всем не терпелось составить очередной отчет по поводу их прикрытого оскорбления.
Когда они уехали, поднимая кучи пыли и гравия, Туберский проверил территорию левой границы ранчо и холмов, потом осмотрел лес по правую сторону. Он искал репортеров. На холмах было полно фотографов, журналистов и любопытных. Джону и Майку приходилось отражать по шесть бездельников в час. В первый день это было забавным, но потом потеряло новизну. Туберский вернулся в дом.
В доме царил кавардак. Все было завалено почтой. Предложения, угрозы, просьбы о денежной помощи. Джон Туберский заработал за две недели больше, чем за всю предыдущую жизнь. Ему заплатили кругленькую шестизначную цифру за эксклюзивное интервью журналу. Этой суммы было достаточно, чтобы выкупить ранчо, заплатить все долги по кредитным карточкам, купить подарки для мальчиков и новый пикап Майклу. Телефон звонил постоянно, и им пришлось завести специальный незарегистрированный номер. По этому номеру позвонили, когда Туберский проходил мимо.
— Майкл?
— Нет. Это я, Джон.
— А Майкл дома?
— Кто говорит? — спросил Туберский.
— Грейнджер.
— Фарлэй или Стюарт?
— Рейнджер Грейнджер… не валяй дурака.
— Это мой телефон. Что хочу, то и делаю.
От Рейнджера Грейнджера пошел пар, потом он закипел:
— Слушай. Как только появится Майк, скажи ему, что у нас появились сообщения, что этого полукровку и так далее Рыжую Собаку Рассмуссена снова видели в наших краях, пьяного, как лошадь. Наши люди ищут его.
— Что ты имеешь в виду под 'нашими людьми'? — спросил Туберский. — Ты же смотритель парка.
— Просто скажи Фенбергу, что Рыжая Собака вооружен и угрожает ему.
Туберский повесил трубку и подумал, что Рыжая Собака никогда не испытывал симпатии к средствам массовой информации, особенно к печати.
Туберский небрежным шагом вернулся в комнату и сел ссутулившись в кожаное кресло в углу. Полуденный свет заливал комнату и согревал ее. Туберский посмотрел на монстра. Тот лежал, повернувшись к нему спиной. Туберский размечтался о девочках из журнала 'Спорте Иллюстрэйтед' и домах, выходящих фасадами на пляж. Быстрые машины, неограниченные художественные поставки, одежды от дизайнеров для богатых людей. Видение стало таять.
— Это ужасно, когда босс хлопает кого-то по плечу, — поделился он со зверем. — Мне кажется, ты никогда не задумывался, что приводит мир в движение. Почему мы живем в такой разумно устроенной вселенной, а наши собственные жизни так несовершенны и разбалансированы. Ты когда-нибудь задумывался над этим?
