крестьянского железоделания. Да, казенные заказы теперь уже достаются не им. А вот удовлетворение бытовых нужд населения европейского Севера по-прежнему на совести местной металлургии. Ибо, как известно, за морем телушка — полушка, да рубль перевоз. Урал — далеко. Дороги плохие. Разве же каждую железину, необходимую в любом крестьянском хозяйстве, с Каменного-то Пояса доставишь? Небось не навозишься! Так что Железное Поле отныне является как бы подспорьем для Урала. Друг А. Н. Радищева, путешественник Петр Иванович Челищев в 1791 году писал: 'Неподалеку от границы, где Белозерский уезд кончается и начинается округ Устюжны железной, по множеству в тех местах руды железной, каждый крестьянин сам собой плавит небольшими штуками железо. Делают из него недорогую сталь и куют всякие нужные для крестьян припасы и то железо продают своим и по ярмаркам других городов купцам и крестьянам.'
Железное Поле поделилось с Уралом, как старший брат с младшим, самым главным своим богатством — мастеровыми людьми. Обрастая заводами, горный край просил слать ему с равнин Пошехонии все больше и больше лучших мужей, разумеющих в рудничном деле и в кузнечном ремесле. В истории Вологодчины это был, пожалуй, первый массовый отток сельского населения в промышленность. Так что значительная часть кадровых потомственных рабочих Урала, если разобраться, — железнопольцы.
На Выйском заводе трудились знаменитые русские механики Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович Черепановы — отец с сыном. Они изобрели и построили немало самых разнообразных установок, станков и машин, в том числе и паровых. Им принадлежит честь постройки в 1833–1835 годах первой в России железной дороги с паровой тягой. Дороги, соединившей Выйский завод с дальним рудником. В 1839 году на Петербургской выставке демонстрировалась модель паровоза Черепановых. Существует предположение, что предки талантливых механиков были вывезены из Железного Поля. Действительно, и сегодня в Череповце и округе фамилия Черепанов очень распространена (жители города до сих пор зачастую сами себя зовут 'черепанами').
Естественно, не всякий уломский рудознатец горел желанием перебраться на Урал. Таких старались заманить хитростью. Просили, к примеру, съездить на время, точно на отхожий промысел, а обратно затем не отпускали. При этом разрушались семьи, дети оставались без отцов. На подобные надругательства народ отвечал бунтом. 'В 1813 году восстали крестьне помещика Собакина в селе Гришкине (Череповецкий уезд), — пишет историк Тарас Иванович Осьминский. — Помещик переводил многих крестьян на свои Уральские железные заводы, откуда никто не возвращался. Крестьяне отказались повиноваться помещику. На расправу прислали отряд башкир. Несколько крестьян было убито, остальные разорились от насилия башкир, простоявших здесь целый год.'
Иные помещики вообще предпочитали с мужиками не церемониться, не тратить драгоценное здоровье на уговоры и уловки: насильственное переселение — и все тут. Но насильственное обращение в горнорабочие неожиданно натолкнулось на мощный и непреклонный отпор. Так, в 1811 году заводчик А. И. Яковлев купил у княжны Дашковой селения с крепостными в Уломской волости Череповецкого уезда и в Вельском и Кадниковском уездах. Более двухсот самых крепких мужчин (вне зависимости от семейного положения) было отобрано в Уломской вотчине для отправки на Холуницкие заводы. Волнения среди крестьян, не хотевших менять место жительства, переросли в открытые выступления. На подавление бунта высылается воинская часть под командованием полковника Гуткевича и майора Шайдарова. Между солдатами и крестьянами завязывается настоящий бой, в котором полегли десятки крестьян, полковник был ранен.
Упорное сопротивление насильственному переселению встревожило правительство. Вопрос обсуждался Комитетом министров, о нем докладывалось царю. В конце концов принудительная мобилизация была запрещена.
В первой половине девятнадцатого века уломское ремесленное производство уклада оказывалось еще способно на всероссийском рынке конкурировать с промышленной сталью. Уломский уклад по-прежнему имел широкий спрос у кузнецов: осташковские купцы ковали из него косы, серпы, ножницы; калязинские, ржевские, ярославские и угличские мастера также обнаружили приверженность к уломской стали, которую закупали большими партиями. Да и в самой Уломе процветает кузнечное дело на местном укладе. В 1858 году тут было расковано до шестисот пудов железа.
Куются: гвозди, шпонки для труб, шайбы под гайки, скобки для судов, закрепы для каменных построек, костыли для шпал, машинки для нарезки пил и т. д.
В 1850 году купец Красильников и помещик Кудрявый открыли на реке Ягорбе в окрестностях Череповца железоделательный завод, на котором справляли огненную работу семнадцать крепостных. Если верить молве, набрали на завод самых искусных мастеров, каких только на Железном Поле можно сыскать.
Дошли до нас описания Липенского, Уломского, Вахновского, Андогского, Ольховского, Даргунского, Ваучского, Самосорского и Мороцкого железоделательных заводов.
Вахновским управлял Андрей Черепанов, механиком на заводе служил Петр Херасков. Предприятие было сезонное, только зимой пылали его горны и ухали его молоты. Весной, летом и осенью рабочий люд крестьянствовал. Возможно, такой же режим соблюдался и на остальных заводах.
Нынче как-то принято разводить хлебопашество и железоделание по разным углам. И этим как бы подчеркивать, что рабочий и крестьянин заняты совершенно несовместимым трудом. Хотя, мне-то кажется, больше пользы в напоминании о родстве и единстве их занятий. Во-первых, как вы сами убедились, крестьяне Вологодчины еще во время оно в домашних домницах выплавляли из болотной руды чугун и сталь для хозяйственных нужд. А во-вторых, как хлебопашец, так и металлург имеют дело с землей (современному рабочему, полагаю, не грех почаще на это указывать). 'Земля от камня только тем разнится, что ее в воде размочить можно', — писал Михаил Васильевич Ломоносов. И еще: '…всякая глина, а особливо красная или желтая, в себе несколько железа содержит, и весь наш шар земной почти из железной руды состоит'. Уломские крестьяне называли болотную руду 'грязью' или 'железной землей'. Отношение у них к железу было сходным с отношением к земле, из которой оно выплавлено, а традиционное отношение крестьянина к земле, надеюсь, всем хорошо известно…
Перечисленные заводы работали от водяного колеса. Кроме Липенского. 'Здесь была паровая машина мощностью в 35 лошадиных сил, построенная в Манчестере в 1793 году. Она приводила в движение станки и машины резательного отделения а в кричном отделении была 'лежачая' паровая машина мощностью 15 лошадиных сил, от нее работал огромный вентилятор для подачи воздуха в кричные горны. В деревянной пристройке были расположены 80 маленьких наковален для ковки гвоздей'.
После отмены крепостного права число крестьянских домниц в Уломе исчислялось сотнями (случалось, семья обзаводилась несколькими железоплавильными печами, к примеру, в 1870 году в деревне Нерхавье у братьев Павловцевых было две домницы). А кузниц, плющильных и разрезных заводов перевалило за тысячу. Железоделанием занято до двадцати пяти тысяч доменщиков, углежогов и подсобных рабочих. В районе приблизительно такое же количество и кузнецов (причем постоянно растет цифра ремесленников, осваивающих техническую литературу и читающих чертеж, так, кондашские кузнецы Новожиловы, например, по чертежам ковали детали фигурной формы).
Если белозерцев дразнили 'белозерскими снетками', кирилловцев — 'кашехлебами', вытегорцев — 'камзольниками', а вологжан — 'толоконниками', то за жителями Уломы прочно закрепилось прозвище 'уломские гвозди'. Издревле здешние умельцы занимались выделкой гвоздей: семьдесят различных 'нумеров' — видов их — ковали мастера, от каблучных — длиной в два сантиметра, до барочных — семидесятисантиметровых. Уломские гвозди очень ценились, на ярмарках покупались нарасхват. В Москву поставлялось ежегодно до ста пятидесяти тысяч пудов гвоздей, в Новгород — до шестидесяти тысяч пудов, в Ригу — до двадцати тысяч, в Петербург — до восьми тысяч, на Весьегонскую ярмарку — до шестидесяти тысяч пудов.
Слава уломских поделок уже в начале девятнадцатого века перешагнула границы и рубежи. Вот что пишет кисовский купец Филипп Носырин в своей книге 'Улома и ее железоделательное производство', которая еще в прошлом столетии являлась библиографической редкостью: 'Когда я ездил в Англию для продажи гвоздей, английские купцы и фабриканты часто задавали мне вопрос: 'А, должно быть, ваша фабрика 'Улома' — огромное предприятие, раз снабжает всю Англию гвоздями?' Я усмехался: 'Не маленькое… Но, собственно, по вашим понятиям, нет! Просто кузница допотопного вида, крытая дерном, четыре аршина в длину и столько же в ширину… В углу — горн с мехами, перед ним гвоздарная
