я не выполню ваше поручение — у меня нет никаких шансов дойти до банка живым, я ведь правильно понимаю?
Они снова переглянулись, пошептались о чем-то, и капитан, удивленно глядя на меня исподлобья, выписал чек на тридцать тысяч долларов, заверив его с собственной подписью.
Я взял чек. Аккуратно свернул его вдвое. Положил в карман своего защитного костюма и сказал:
— Надеюсь, что чек не фальшивый, иначе, господин капитан, у вас в будущем могут быть некоторые со мной неприятности.
— А девушка? — спросил меня капитан.
— Оставьте ее себе, — небрежно ответил я, — а теперь будьте так добры — дайте мне подготовиться к завтрашнему дню — мне нужна еда, карта Мальты и аэропорта, нормальная цивильная одежда, оружие и карманные деньги на такси.
Рано утром следующего дня я уже брел по каменистому берегу Мальты, одетый в белые брюки и белую рубашку. У меня в кармане лежал отличнейший пистолет самой последней конструкции с оптическим прицелом. В карманах легкой куртки, которую я не одевал на себя из-за жары, валялся новенький паспорт на имя гражданина Италии Джузеппе Тилиано с отметкой мальтийской таможни о въезде на Мальту, кроме того у меня было с собой около двухсот мальтийских лир на карманные расходы, что явно превышало необходимую суточную норму, и чек на тридцать тысяч долларов.
Я шел по каменистому пляжу и думал — все ли я правильно сделал. Еще там, в кабинете у капитана, я вспомнил, где я видел Измаила — это был тот самый человек, с которым я столкнулся у дома Кевина лицом к лицу, когда пытался удрать оттуда во время пожара. Я давно уже излечился от наивности и не верил, что такие встречи могут быть случайными. Арабский террорист, фанатик убийств, не мог случайно оказаться рядом с домом, где только что было совершено убийство. Я не был уверен, что он сам убил Кевина. Но в том, что он был к этому причастен — я не сомневался. Я слишком хорошо — на всю жизнь — запомнит труп Кевина с перерезанным горлом в луже дымящейся крови. И, вспомнив это, я уже точно знал, что живой они Элен не отпустят. Более того — я был уверен, что как только я выпущу пулю в Азафата, я тут же упаду сам, сраженный еще чьей-то пулей. Возможно — меня убьет сам Измаил. Может быть, конечно, и кто-то другой, но я думаю — он сам. Единственный способ попытаться сохранить Элен жизнь — это сделать вид, что она мне совершенно безразлична. Я, конечно, не мог рассчитывать, что они мне поверят, но попробовать стоило — и вроде бы я был убедителен. И кроме того, я знал еще одно — если я хочу выжить сам, мне ни в коем случае нельзя стрелять в Азафата. Ни в коем случае. И времени на все про все у меня было не более трех часов. Потому что сейчас было 8 часов утра. А назначенное время убийства — 11 утра. Итого — три часа на все попытки спасти себя и Элен. Если это вообще возможно. И самое главное — я был уверен, что за мной следили. Неважно, что горизонт был чист и в округе не было видно ни одного живого существа — я всей кожей ощущал на себе чей-то холодный липкий взгляд.
Минут через пятнадцать хождения по скалам я выбрался наконец на проезжую часть и, поймав первую же машину, попросил отвезти меня в самый большой храм. Я много слышал рассказов о мальтийских храмах и понимал, что это — единственное место, где за мной невозможно будет следить. И кроме того — это единственное место, которое не вызовет подозрений — что может быть более нелепого: русский сентиментальный убийца идет замаливать свои грехи перед очередной «мокрухой». Разговорчивый веселый водитель довез меня до огромного храма и сказал, что он посвящен Святой Деве Марии и что сама Мальта находится под покровительством этой чудесной девы. Я сказал, что это как раз то, что мне нужно и не кривил душой — помощь Святой Девы мне сейчас совсем бы не помещала. Ранним утром храм был совершенно пуст и мои шаги по роскошному мрамору отдавались гулким эхом. Прекрасно, — подумал я, — лучшего не пожелаешь. Я упал на колени, крестя себя двумя пальцами, как истинный католик, и поглядывая себе за спину — в храм за мной никто не вошел. Значит, если и была слежка — то меня остались ждать снаружи. Я поднялся и быстро подошел к одному из служек:
— Мне надо немедленно позвонить.
— Ну что вы, мистер. Это невозможно — это храм!
— Немедленно, во имя Святой Девы Марии — речь идет об убийстве.
Служка, подняв на меня ошалевший взгляд и сообразив, что, видимо, у меня серьезные проблемы, выразительно посмотрел на свою ладонь, и я немедленно вложил туда купюру в 10 мальтийских лир. Купюра немедленно исчезла в складках его одежды, он кивнул мне и сказал:
— Следуйте за мной.
Мы не торопясь прошли вдоль стен храма. А служка что-то рассказывал мне о том, чем славен этот храм, какой здесь открыт музей с самыми настоящими реликвиями. Так, бормоча, он завел меня, наконец, в какое-то вполне обычное помещение и сказал:
— Сын мой, во имя Святой Девы Марии я готов позволить человеку не только позвонить по телефону. Вы сказали, что речь идет об убийстве — я не мог остаться равнодушным.
— Где телефон? — прервал я его благочестивые излияния.
Он без слов указал мне на стол, на котором среди вороха книг стоял самый нормальный телефон.
Я на минуту задумался — куда мне позвонить: в свое отделение легиона, в местную полицию или в Интерпол? С легионом — я знал это — моя история окончена. Предателей и неудачников, а также вернувшихся из плена не любят ни в одной из армий мира. Местная полиция могла быть под контролем. Интерпол показался мне наиболее надежным местом. А телефон Интерпола в Европе я знал наизусть — как то случайно он попался мне на глаза, и я почему-то решил, что не мешало бы его запомнить. Я выразительно посмотрел на служку.
— Да, сын мой? — вопросил он.
— Мне надо сделать междугородний звонок.
— О, это будет, — заволновался он, прикидывая, сколько еще с меня содрать, но я уже совал в его руку еще десять лир.
— Надеюсь, что этого хватит.
— Безусловно, — подтвердил он, — если разговор будет недолгим.
Я усмехнулся и набрал номер Центрального бюро Интерпола. Некоторое время меня передавали по инстанциям от одного офицера к другому и наконец-то я по тону понял, что попал на того, кто мне и нужен.
Я коротко сообщил ему, что мне поручено сегодня в 11 часов утра убить Азафата. Описал также ему свои приметы — как я одет и где я буду находиться в этот момент и попросил, чтобы меня непременно арестовали за две минуты до убийства. Я спросил его, может ли он это обеспечить, он попросил меня не класть трубку. Я ждал довольно долго. Служка, который стоял рядом со мной и внимательно прислушивался к разговору, делая вид, что ничего не слышит, и только сосредоточенно поглядывал на часы. Я правильно понял его и всунул ему в его лапу еще двадцать лир, чем абсолютно его удовлетворил.
Офицер сообщил мне, что охотник Лео имеется в их картотеке. Также он сообщил мне, что сам не сможет к сожалению присутствовать в мальтийском аэропорту, но что надеется увидеться со мной, и что его мальтийские коллеги уже оповещены.
Я еще раз переспросил его, не надо ли предупредить мальтийскую полицию, но он сказал, что это уже излишне, и пожелал мне удачи.
Уже в аэропорту, куда я прибыл за час до назначенного времени, я успел неплохо перекусить в местном кафетерии. Аэропорт был уютным и чистеньким, таким аккуратным, как будто его построили из детского конструктора «ЛЕГО». Из кафетерия открывалась панорама всего летного поля, и поэтому я видел, как приземлился самолет из Рима, на котором должен был прилететь Азафат, как у трапа самолета выстроилась целая вереница охраны и местных чиновников, устраивавших арабскому лидеру торжественную встречу. Сейчас его — я это знал точно — должны были провести в зал VIP, где и состоятся короткие переговоры. А затем…
Я поспешил туда, где должно было разыграться основное действие. Проникнуть в закрытую зону аэропорта оказалось проще простого, и вот я уже стоял на назначенном мне месте, поджидая выход делегации. Было без пяти минут одиннадцать. Через три минуты меня должны арестовать, а если Интерпол решил, что это веселый розыгрыш? Что тогда? Я не успел додумать до конца эту мысль, как появилась целая группа людей, в центре которой находился Азафат в своей извечной тряпке на голове, а рядом с ним — тут я онемел от изумления — рядом с ним шел Измаил под руку с Элен. Она была ни жива, ни мертва, зато
