ярким светом ламп, другие, считая, что даже пытаться заснуть бесполезно, сидели на жестких скамейках, уставившись в пустоту покрасневшими от усталости беспокойными глазами. Люди из Города Ангелов по большей части все еще были без сознания и лежали в последних трех камерах на скамейках и полу, как трупы в морге.
За столом лицом к камере сидел человек; появление Уолдрона заставило его поднять глаза. Тут же находились дежурный сержант Родригес и один из постоянных полицейских патологоанатомов доктор Морелло. Кэнфилд чистил и полировал свои зубы.
Внимательно наблюдая за его движениями, Уолдрон спустился по лестнице и протянул блокнот.
– Извини, что я набросился на тебя, Кэнфилд, – сказал он. – Похоже, я просто немного устал.
Он облокотился на угол стола.
Кэнфилд, не проронив ни слова, взял блокнот.
Ну что скажешь, док? – продолжал хрипящим голосом Уолдрон, обращаясь к Морелло. – Что тебя сюда привело? Дело Города Ангелов?
Веки Морелло опухли, волосы были спутаны. Звеня цепочкой от ручки, он писал на столе Родригеса отчет. Одарив оный проклятьем, он произнес:
– Конечно, они вытащили меня, чтобы я осмотрел этого психа. Не могли подождать до утра, любой идиот мог понять, что он мертв.
– Любой идиот, говоришь? – произнес Кэнфилд слащавым голосом. И когда доктор не ответил, он довольно резко продолжил: – Я поступил по уставу! Если тебе не нравится, что тебя будят в два часа ночи, ты мог бы отказаться от полицейской карты. Хочешь, чтобы мы ее у тебя отобрали?
Морелло состроил гримасу:
– А какая к чертям разница, получаю я пациентов в полиции или на улице? – ответил тот сердито. – Кровь того же цвета, те же сломанные носы.
Закончив последнее предложение своего на скорую руку составленного отчета, он подписал его размашистым росчерком и отдал Родригесу.
– Сигареты есть? – спросил он. – Я забыл свои.
– На, возьми, – предложил ему Уолдрон, – кстати, я вот не понял, что псих был мертв.
– Он и не был, когда мы его сюда привезли, – ответил Кэнфилд, – он умер за десять минут до моего прихода к тебе. Я бы сказал тебе об этом, дай ты мне возможность.
Не обращая внимание на остроты Кэнфилда, Уолдрон повернулся к Морелло.
– Так что же его убило? То, что швырял в него Рэдклифф? Или стол, свалившийся на него?
Доктор пожал плечами.
– Может, и то и другое вместе взятое.
Он затянулся и закрыл глаза, будто пытаясь растворить в дыме свой разум.
– Но вряд ли вы сумеете предъявить обвинение в убийстве. Насколько я могу судить, это было кровоизлияние в мозг. Целое море лопнувших сосудов. У него глаза словно вишни. Когда вскроют череп, его мозги будут как взбитые сливки, – глумливо ответил он.
Уолдрон почувствовал себя не в своей тарелке, заметив, что женщина в камере прямо напротив стола слушает их разговор. Ее глаза были широко открыты, губы сильно сжаты. Он решил больше не смотреть на нее.
– ОК, – произнес Уолдрон, – известно, кто он?
– При нем не было никаких документов, – ответил Кэнфилд, – Вообще ничего. Сам в лохмотьях, словно прошел сквозь ад.
– Никаких татуировок или чего-нибудь в этом роде, – зевая, сказал Морелло. – Тело покрыто ссадинами и синяками от ударов примерно двухдневной давности, и плюс несколько свежих, скорее всего, после нападения в Городе Ангелов. Никаких заметных шрамов.
– Возьмите его отпечатки, – сказал Уолдрон. – Пусть приведут его в порядок и сделают несколько снимков как с живого. Док, есть какая-нибудь возможность сфотографировать сетчатку глаза?
– Возьмите сетчатки при вскрытии. Его глаза черт знает в каком состоянии. Через роговицу это сделать просто невозможно. Я же говорю – у него глаза, что вишни.
– Для одного психа слишком много проблем, – пробормотал Родригес.
Уолдрон оставил это замечание без внимания.
– И вряд ли это поможет, – еще шире зевнул Морелло. – Но в нем есть одна необычная штука: зеркальное расположение органов. Сердце не с той стороны, печень, все наоборот. Не удивлюсь, если он окажется одним из сиамских близнецов.
– Ага! – воскликнул Уолдрон. – Понятно, Чико?
– Этого нет в отчете, – заворчал Родригес.
– Ну, с меня хватит, – сказал Морелло. Он достал из-под стола свою сумку: – Не будите меня рано утром. Он в морозильной камере, не разложится до обеда. А я пойду пока прикорну.
Когда шаги Морелло затихли на лестнице, Уолдрон кивнул Кэнфилду, и они пошли к камерам, где спали задержанные в Городе Ангелов.
– Который из них Рэдклифф? – спросил он.
– Вон тот, – Кэнфилд показал на темноволосого мужчину в дорогой одежде.
