Я выглядел в ней странным, да я и был странным, во всем непохожим на них. Манеры у меня были самые простые и даже грубоватые в сравнении с их манерами. Особенной элегантностью и воспитанностью отличались обе девочки, которые, примерно мои ровесницы, были при этом даже несколько меня выше. Они любили использовать всякие вежливые выражения, особенно общаясь со взрослыми, а мне казалась противоестественной любая витиеватая речь; я высказывал свои мысли без затей. Многие считают, что говорить просто — значит говорить грубо. Однако я считаю, что простота и прямота в разговоре помогают беречь время и предупреждают всяческие недоразумения.
За столом они ели очень медленно. Это была особая, утонченная медленность. Я же, познавший настоящий голод, не понимал, чего ждать, если еда уже поставлена перед тобой. Лишь заметив, как все смотрят на меня, когда я жадно, как можно быстрее, кидаю в рот куски мяса, я понял, что за столом тоже надо следовать строго определенному этикету. И главное, не спешить.
Россана помогла мне, положив свою мягкую ладонь поверх моей руки и что-то спросив меня о Венеции: тем самым она несколько задержала мой очередной рывок к блюду за следующим куском. На эту тему она не произнесла ни слова, но я понял, что она хочет помочь мне вести себя правильно. С тех пор я стал наблюдать за сестрами дель Орте, прислушиваться к их разговорам, учиться их способу обращения друг к другу и манерам.
Больше всего на свете Паоло хотел стать солдатом, как его отец. Поэтому он вовлек меня в занятия фехтованием и другие спортивные игры с военным уклоном. Обычно он устраивал что-то вроде рыцарского турнира и, сражаясь со мной, всегда легко меня побивал, нанося порой очень болезненные удары в грудь своим деревянным копьем. Поначалу это злило меня, я дулся на него и отказывался парировать его удары.
Но всякий раз, когда я оказывался на земле, девочки начинали жалеть меня, Паоло принимался уговаривать, и я опять соглашался.
Это была их любимая игра. Россана и Элизабетта изображали высокородных дам, дарующих свою благосклонность храброму рыцарю, бьющемуся ради них. Более бойкая из девочек, Россана, всегда выбирала своим фаворитом меня и повязывала мне на шею свои ленты. Но вскоре меня стало раздражать то, что я все время оказывался в униженном положении; Паоло постоянно одерживал надо мной верх. Он вовсе не хотел меня унижать, нет! Но так получалось из-за его явного преимущества в росте и силе. Однако он не во всем превосходил меня. Может, я и уступал ему в силе, но зато был более ловким и шустрым. И кое в чем более опытным.
За поясом он носил настоящий короткий кинжал, но только для виду. Однако в моем детстве ножи служили не для хвастовства, а для дела.
Однажды, когда он стоял надо мной, размахивая мечом, и в очередной раз провозглашал себя победителем, я вдруг инстинктивно вскинул руку, выхватил кинжал у него из-за пояса и мгновенно приставил к его горлу. Это сразу остановило и его собственное ликование, и веселье наблюдавших за нами девочек.
Паоло выпучил на меня глаза. И я увидел в них то, что меня и заинтриговало, и испугало одновременно: страх.
Он открыл рот. Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Но какие мысли проносились в этот миг у него в голове, я не знаю.
Он произнес одно слово.
Мое имя.
— Маттео!
— Маттео!
Это уже другой голос окликнул меня. Голос маэстро, который, оказывается, наблюдал за нами с крепостной стены, ремонтом которой он руководил.
Я отступил на шаг и повернул кинжал рукояткой к Паоло. Дрожащими руками он взял у меня кинжал и сунул его за пояс. Но потом овладел собой и низко поклонился мне в знак уважения.
Девочки громко захлопали в ладоши. Россана соскочила со своего места на стене и побежала к нам. В руках у нее был такой же венок из ягод и вечнозеленых ветвей, какие они каждый день плели для победителя.
— Встаньте на колено, господин рыцарь! Я короную вас как победителя нашего турнира.
Я встал перед ней на колено, и она возложила венок мне на голову. Я посмотрел на нее и увидел, что глаза ее наполнились слезами. В то же мгновение я почувствовал, как что-то связало нас с нею. Это было предчувствие любви.
Добрый Паоло не увидел злого умысла в том, что я угрожал ему его собственным кинжалом. Его игрушечные копье и меч были вырезаны из дерева, и, хотя от ударов, которые он мне наносил, у меня перехватывало дыхание и кружилась голова, никакого серьезного вреда он мне причинить не мог. Я же сделал так, что его жизнь на самом деле оказалась в моих руках. И наверняка он заметил на моем лице желание — пусть и мелькнувшее всего на одно мгновение — всадить лезвие в его горло. Но, как благородный человек, Паоло объяснил это своими прежними фехтовальными победами, якобы не слишком честными. Он сказал, что был очень счастлив, что у него появился наконец товарищ по играм, и не заметил, как я переживаю из-за своих постоянных поражений. С тех пор, отправляясь на бой со мной, он старался поставить себя в какое-нибудь невыгодное положение, чтобы мы с ним оказались более или менее равны по силам. И тогда я стал побеждать и выигрывать так же часто, как и он.
Так день за днем протекала моя жизнь в Переле, где я занимался тем, чем никогда прежде, — игрой.
Возможно, в самом раннем детстве у меня и были какие-то игрушки, но от того времени в памяти остались лишь самые смутные воспоминания. Например, такое: я, совсем крохотный малыш, ковыляю по плиточному полу, а где-то сзади играет музыка. Конечно, не до детских игр, когда постоянно кочуешь с места на место. Мне вечно приходилось таскать корзину с лекарствами и разными целебными средствами, которыми мы с бабушкой торговали. Когда мы приходили в какую-нибудь деревню и бабушка останавливалась поболтать с крестьянками, я видел, как деревенские ребятишки развлекаются игрой с мячами и палками. Но у нас на эти легкомысленные занятия не было ни денег, ни времени. Весной, летом и осенью нам приходилось торговать, откладывать и копить, чтобы выжить зимой.
Если я не помогал бабушке собирать, раскладывать и сушить травы, то искал дрова для костра или ухаживал за нашей лошадью. Мы были в лучшем положении, чем многие из соплеменников. У нас была отличная кибитка, в которой можно было переночевать в непогоду и в которой мы передвигались, если бабушка плохо себя чувствовала. Обычно же мы шли пешком по бесконечным пыльным дорогам и лесным мшистым тропинкам, брели, брели, пока бабушка не уставала.
Но здесь в Переле, в обществе Паоло и Россаны, Элизабетты и малыша Дарио, я научился играть в самые настоящие детские игры. По утрам у них были уроки. Они предложили и мне заниматься с ними, но я сказал, что мне это не нужно.
Однажды я заглянул в дверь классной комнаты и увидел, что девочки весьма складно читают и пишут, мгновенно составляя из букв слова, а Паоло под наставничеством местного священника уже неплохо овладел латынью и греческим. И я понял, что стоит мне сесть рядом с ними, как они сразу обнаружат мою неграмотность. Они наверняка будут смеяться надо мной, когда окажется, что я просто не понимаю слов, которые они с такой легкостью декламируют.
Капитан дель Орте и его жена были довольны тем, что дети прилежно учатся. Девочки получали приличное воспитание и образование, хотя вскоре им предстояло обручение и замужество. Вообще-то они давно уже должны были быть помолвленными, однако донна Фортуната уговорила их отца немного погодить. Мол, если девочкам дать хоть немного времени, они смогут найти себе пару по любви, как когда- то она сама.
И муж лишь для виду возражал ей. Он явно боготворил своих дочек и с ужасом ждал того момента, когда им придется покинуть родительский дом и уехать далеко от него. Итак, каждый день до полудня старшие дети занимались уроками. Я же, будучи совершенно неграмотным, притворялся, что сведущ в грамоте настолько, что мне нечего делать в одном классе с ними. Я сказал, что научился всему, что нужно, у своих родителей, пока они еще были живы. В общем, пока дети занимались уроками, я болтался на первом этаже или в конюшне, а чаще всего ходил наблюдать, как работает маэстро.
