вне всякого сомнения, показал свою преданность. Дофин не мог не учитывать этого важного обстоятельства.
— Следовательно, нам остаётся только позаботиться о том, чтобы его величество покаялся в своих грехах?
— Это всё, что мне необходимо для завершения нашего дела! — Лануа поклонился.
— Думаю, это можно устроить. Тристан даст знать, в какой день это произойдёт! — Дофин плотнее завернулся в плащ и, повернувшись, зашагал в сторону своих сопровождающих. Лануа проводил его взглядом, а затем и сам удалился в сопровождение своих людей.
Вернувшись в монастырь, он застал там герцога Бургундского. Герцог был охвачен нетерпеньем и сразу набросился с вопросами на Лануа.
— Король проведёт ночь в монастыре. Дофин будет проводить ночь вместе с отцом. Тогда и будет всё сделано! — сообщил ему Лануа. Услышав новость, герцог немного успокоился.
— А ты уверен, что моё присутствие необходимо?
— Безусловно! — подтвердил Лануа. — Никто ничего не должен заподозрить. Дофин почувствует себя плохо не раньше, чем через неделю. К тому времени и король умрёт. Вы останетесь единственным претендентом на трон.
— Уж тогда я покончу с Д'Арманьяками, — сквозь зубы произнёс герцог Бургундский. — Он посмел меня унизить. Что ж, наказание будет неотвратимым и жестоким.
Узнав всё, что ему было нужно, герцог Бургундский удалился, не преминув сообщить, что остановится во дворце Сен-Поль. Ему следовало быть рядом с королём в эти тяжёлые дни. После его ухода, Лануа подозвал одного из тех двух монахов, которые постоянно сопровождали его, и коротко приказал:
— Приготовьте всё необходимое и найдите нужного человека. Герцог Бургундский должен умереть вместе с королём!
Несколько часов спустя на рассвете отец Бернар покинул замок. Стражникам он сообщил, что направляется в церковь. И это была действительно правда. Когда он пришёл в маленькую церковь, расположенную на окраине Осера, там уже ждали. Помолившись перед распятием, отец Бернар подошёл к чаше со святой водой. В тот миг, когда он черпнул руками воду, рядом с ним раздался зловещий шёпот:
— Его сестра должна умереть! Вылей это в воду!
Отец Бернар взял маленький пузырёк из рук человека со шрамом и спрятал под рясу.
Глава 64
Таньги уже целый час стоял, прильнув к глазку, проделанному в стене. То и дело у него вырывалось непонятное бормотанье. Жан устроился возле ниши перед окном. Закинув ноги на стол, он с неослабным вниманием следил за действиями Таньги, готовый в любое мгновение ринуться на помощь королю. Шпага лежала у него на коленях. Время от времени он выписывал ею круги в воздухе или касался остриём каменной плиты под ногами. Он не изменил ни своей позы, ни занятий, когда Таньги отошёл от стены и устремил на него весёлый взгляд.
— Как обстоят дела? — поинтересовался у него Жан.
— Как мне видится…совсем неплохо. Карл вполне сносно справляется с ролью умирающего. Он почти ничего не говорит, никого не узнаёт и изредка кричит. Если б эти болваны не были столь озабочены своими планами, наверняка бы различили в его голосе больше насмешки, нежели страданий от невыносимых болей. Однако нам такое положение дел на руку. Они ничего не заподозрили и это самое главное. Стоило посмотреть, как сокрушался герцог Бургундский, — продолжал с весёлой усмешкой Таньги, — а его высочество Дофин был просто неподражаем. Он так сокрушался, что даже я почти поверил ему.
— Иначе и быть не может! Он сын своего отца!
— Монсеньор, это восточная мудрость. Во Франции она более чем неуместна. Здесь дети ненавидят родителей гораздо сильней, чем всех остальных врагов. И в особенности это касается наследников престола.
— Знаете, сударь, временами я перестаю понимать ваши слова, — совершенно искренне признался Жан.
— Ну и, слава Богу, монсеньор. Это говорит лишь о том, что вы всё ещё далеки от того, чтобы стать настоящим французом…во всех смыслах этого красивого слова.
— Что вы имеете в виду, сударь? — нахмурившись, спросил Жан.
— Некоторые не совсем приятные черты. К примеру,…склонность к постоянным интригам, коварство…чёрт, проклятье на голову матушки Карла, — Таньги прервал разговор и поспешно вернулся на прежнее место. Жан проводил его удивлённым взглядом, но ничего говорить не стал. Из разговора с Таньги он сделал один вывод — здесь во дворце существовал свой язык общения… свои правила. Они ему не нравились в отличие от манеры Таньги беседовать. Он мог подать любую, даже самую неприятную новость так, что улыбка возникала сама по себе. Редкое качество. Наверное, именно за это качество король относится к нему с удивительным снисхождением. И отец его любил…любовь, — Жан вложил шпагу в ножны и тяжело вздохнул. Он не имел представления, каким образом сможет поговорить с королём. Что ему сказать? Как объяснить? Король воспримет любые его слова как оскорбление и будет, несомненно, прав.
— Никого нет! — раздался заговорщический голос Таньги.
Услышав эти слова, Жан быстро поднялся с места и подошёл к Таньги. Тот упёрся двумя руками перед собой. В стене появилась…дверь. Лишь лёгкий шум возвестил о том, что она отворилась. Таньги, а вслед за ним и Жан скользнули в проём. Король встретил их появление с довольной улыбкой. Весь его вид выражал торжество. Он быстро принял сидячее положение и негромко произнёс:
— Они поверили, но…
— Но? — настороженно переспросил Таньги.
— Людовик распорядился перенести меня в монастырь Бернардинцев!
— И чем он мотивировал своё решение?
— Он сказал — «будто это было моим желанием». Я понятно, ничего не мог ответить. Было бы странно заговорить, когда всё остальное время не можешь проронить и слова. А вообще это довольно весело. Все горюют, говорят о тебе прекрасные слова…
— Ты входишь в роль, Карл!
— Разве не этого ты хотел от меня? — с удивлением спросил у него король.
— Только не сейчас! — Таньги выглядел встревоженным. — Мне не нравится мысль Дофина.
— Ты напрасно подозреваешь Людовика, — начал, было, король, но Таньги его резко перебил.
— У меня есть основания, Карл. Ко всему прочему он собирается отвезти тебя в змеиное гнездо. Этот монастырь — не что иное как логово ордена. Туда нельзя идти. Ни в коем случае. Там повсюду десятки подземных ходов, сотни убийц…никто не выберется оттуда живым.
— Его величеству нельзя! — спокойно заметил Жан. Оба, — и король и Таньги, — устремили на него вопросительные взгляды. — Я же отправлюсь туда с превеликим удовольствием.
— Вы хотите… — начал Таньги…Жан кивнул головой.
— Я заменю его величество.
— Они увидят вас, и всё откроется! — возразил Таньги.
— Нет. Если вы закроете моё лицо. Можно обосновать такую необходимость болезнью. Мы не должны упускать прекрасную возможность.
— Это слишком опасно, монсеньор! Вас могут убить!
Король только и делал, что переводил растерянный взгляд с Таньги на Жана. Тот тем временем с глубоко мрачным лицом ответил на слова Таньги:
— У меня личные счёты с орденом. Так или иначе, мы должны будем встретиться лицом к лицу.
— Что ж, — после короткого раздумья ответил Таньги, — это решение как нельзя лучше разрешает
