– Точно. Не задумывайся об умственной неполноценности. Не иди по этому пути. Ты что, думаешь, Кэти и ребенок выживут, если ты исчезнешь?
Он проникся и спросил:
– Что ты собираешься со мной делать?
– Купить тебе выпить и отвести домой.
– А если я буду сопротивляться?
– У меня есть шоковый пистолет.
– С тебя станется.
Самое ужасное заключалось в том, что мне хотелось продолжать пить. Демоны ревели в моей душе, и мне казалось, что Джефф может составить хорошую компанию. Но я взял себя в руки и сказал:
– Ты готов?
– Джек, это пьянство, как ты можешь все время продолжать? Я уже готов.
– По правде говоря, сам не знаю.
По дороге к Шоп-стрит он слегка спотыкался, но в остальном не казался пьяным. Сказал:
– Знаешь, ее не возьмут в монашки.
– Серину Мэй?
– Ну да, они не берут девочек с синдромом Дауна.
– Вот это действительно трагедия. Я был уверен, что ты твердо решил отдать ее в монастырь.
– Все равно, поневоле задумаешься.
– Джефф, не стоит думать, что все такое черное, каким его малюют.
15
РОЛЬ ПОЛИЦЕЙСКИХ
Наконец-то я повел Лауру танцевать. Как говорил Джек Николсон: «Да я лучше себе глаза выколю».
Прежде чем податься в Лондон, я жил в гостинице «Бейли». Надо быть старожилом Голуэя, чтобы знать об этой гостинице. Во всяком случае, надо быть старым. Недалеко от Айр-сквер, по направлению к туристическому бюро, сверните налево в маленькую улочку, и вы пришли. Хозяйке было за восемьдесят, но она была хитра и энергична. Горничная Джанет была еще старше. Она подарила мне четки. Вскоре после этого я убил своего лучшего друга. Я вовсе не хочу сказать, что тут есть связь.
Именно Джанет рассказала мне о том, что по субботам в гостинице устраивают танцы. Мне показалось это безопаснее, чем какой-то клуб, кроме того, тут играл живой оркестр. Если считать живым человека за пятьдесят в блейзере.
Я оделся без выпендрежа: темные джинсы, белая рубашка – и выражение глубокого беспокойства. Мы договорились встретиться в гостинице.
– Почему там? – спросила она.
– Чтобы создать атмосферу.
Как обычно, она не поняла, о чем я говорю, но согласилась. Когда я толкнул крутящиеся двери, портье воскликнул:
– Бог мой, Джек Тейлор!
– Как поживаешь?
Я не мог вспомнить, как его зовут, поэтому ограничился вежливым приветствием. Похоже, сработало, потому что он сказал:
– Прекрасно. Я слышал, ты уехал в Лондон.
– Уже вернулся.
– Приятно слышать, Джек.
Я с удовольствием уселся в одно из глубоких кресел, стоявших в холле. Сидя в таком кресле, ощущаешь себя шишкой.
Прибыла Лаура в коротком черном пальто. При виде ее ног можно было умереть. Я заметил, что портье оценил ноги по достоинству. Я встал, она меня поцеловала и сказала:
– Сто лет тебя не видела.
Она сняла пальто и осталась в черной кофточке и черной же юбке. Я сказал:
– Господи, ты выглядишь потрясающе.
– Все для тебя, Джек.
Подошел портье и спросил:
– Твоя дочь, Джек?
– Точно, сейчас как раз каникулы между семестрами.
Лаура заказала шерри, а я «Джеймсон». Пора было начинать вечер.
Портье, стараясь загладить неловкость, предложил:
– Может быть, вам будет удобнее в баре?
– Нет.
Я рассказал Лауре про «Бейли». Она сказала:
– А, субботние танцульки. Мой папа сюда ходил.
Оп-ля!
Мы еще немного выпили и поднялись, чтобы идти. Портье отвел меня в сторону:
– Джек, я ничего такого не хотел сказать.
– Забудь.
– Мне вовсе не хотелось бы обижать полицейских.
Я не стал его поправлять. Кроме того, это доказывало, что, вопреки общепринятому мнению, портье знают далеко не все.
Мы с миссис Бейли радостно поздоровались. Она спросила:
– А это кто?
– Лаура Нилон.
– Очень приятно.
Лаура отправилась в дамскую комнату, а миссис Бейли сказала:
– Я слышала, ты женился.
– Да, но не на Лауре.
– Я так и подумала. Для жены она слишком хорошо к тебе относится.
Ирландская лесть лучшего образца. Что-то в ней льстит, но что-то и укоряет. Так или иначе, не дает расслабиться. Она добавила:
– Я не держала тебя за танцора.
– Я и не танцор.
Оркестр меня не разочаровал. Наличествовали и белые блейзеры, и синие штаны. Всем музыкантам было уже далеко за пятьдесят. Нельзя сказать, что они с этим смирились. На всех были жесткие темные парики. А зубы? Да за такие зубы умереть можно.
Они взялись за дело всерьез. Особо усердствовали трубы. Разумеется, репертуар самый массовый. Они где-то что-то слышали и тут же играли, причем со старанием, достойным лучшего применения. От Роя Орбисона, через «Тени» (с реверансом в сторону «Иглз») до Даниеля О'Доннелла. Это был концерт «По заявкам больных» вживую. Обычный порядок: быстрый танец, белый танец, затем снова в темпе. Время от времени пел одинокий вокалист. Сцена погружалась в темноту, прожектор высвечивал певца. Он стоял опустив голову, а голос объявлял:
– Дамы и господа, Элвис Пресли.
Или Крис де Бург, или даже Бадди Холли.
Разумеется, каждый раз один и тот же певец. У него был такой голос, что на передачу «Мы ищем