что выжимает все сто! И даже больше, судя по всему! Гораздо большее! А нужна ли ей такая скорость, Коннери?
— Нужны ли птице крылья? — с горечью спросил в свою очередь представитель закона. — И даже сотни ей может не хватить в один прекрасный день.
Он стукнул себя в грудь кулачком. Его глаза горели такой яростью, что Уэлдон вдруг представил себе этого коротышку в образе стремительно летящего кондора, нагоняющего блестящий автомобиль, который далеко внизу несется по извивающейся дороге с умопомрачительной скоростью.
— Вы так и не рассказали мне, чем она занимается? — заметил он. — Не хотите поделиться со мной?
— Если бы я знал, — отозвался Коннери, — то поделился бы. Даже напечатал бы об этом в газетах. Если бы только знал! Но мне известно очень немногое. А зачем женщине или мужчине нужна такая машина на границе, если только он не миллионер и не гонщик?
— Контрабанда? — предположил Уэлдон.
— Прямо в точку! — ухмыльнулся Коннери. Блестящими глазками он обшаривал лицо молодого человека.
— Пожалуй, пойду поброжу немного, — объявил Уэлдон.
— Где? Где можно побродить в таком городке, как этот?
— Просто поброжу…
— А, идите к черту! — выпалил коротышка и повернулся на каблуках.
В воздухе что-то прошелестело. Это девушка подходила к автомобилю.
— Добрый вечер, мистер Коннери! — приветливо поздоровалась она.
Тот не выказал никакой сердечности. Взгляд его был исполнен ненависти, смешанной с любопытством.
— Гм! — промычал он в ответ.
Выходка представителя закона не произвела на девушку ни малейшего впечатления, улыбка осталась столь же ослепительной.
Уэлдон, который все еще не ушел, открыл для нее дверцу, и она поблагодарила его, наградив самой открытой и самой дружеской из всех своих улыбок. Потом села за руль, нажала на рычаг и отвела назад на дюйм скользящее сиденье.
— Вы разбираетесь в машинах? — обратилась она к молодому человеку все с той же дружеской улыбкой.
Он бесшумно закрыл дверцу — плавным и сильным движением руки.
— Да как вам сказать… Немного.
— Вам бы эта понравилась.
— Наверное, — согласился он.
Оторвать от нее взгляд было все равно как отнять руку от драгоценностей. Уэлдон отступил и приподнял шляпу. Послышался шум мотора. Большая машина слегка взвизгнула, трогаясь с места, затем, быстро набрав скорость, исчезла за углом. После этого Уэлдон слышал лишь шелест шин, свист рассекаемого воздуха и урчание мощного двигателя.
Он надвинул шляпу на лоб.
Напротив него через дорогу какая-то старая женщина, сидя на корточках, ловко лепила тортильи, не глядя на них. Она улыбнулась парню во весь рот.
Он пересек улицу и встал перед ней, опершись рукой о стену дома.
— Вы улыбнулись мне, матушка?
Ее широкое лицо сморщилось от едва сдерживаемого смеха.
— Почему бы и нет, сеньор?
— Разумеется, почему бы и нет?
Она подняла руку, ладонь блестела от сырого теста.
— Еще вчера я тоже была милашкой. И дурочкой. Но, умная или дурочка, а хорошенькое личико — это хорошенькое личико! — И снова принялась за свои лепешки.
Уэлдон повернул за угол.
Глава 4
КТО БОЛЬШЕ ВСЕХ РИСКУЕТ
За углом он нашел заведение Мигеля Кабреро. В этом доме всегда царил полумрак. В дневное время сюда не проникали ни свет, ни жара. По ночам маленькие электрические лампочки без абажуров позволяли разглядеть карты и кости. И это все. Только когда начинала вращаться рулетка, включалось дополнительное освещение. Но и тогда свет постоянно менялся, поскольку напряжение было нестабильным. Лампочки то ярко вспыхивали, то излучали тускло-желтый свет, придававший помещению какой-то фантастический облик.
В Сан-Тринидаде можно было только мечтать о прохладе. Когда открывалась входная дверь, в дом с улицы входило тепло, но большие электрические вентиляторы, медленно вращаясь и урча, как коты, разгоняли его и навевали прохладу.
Уэлдон не торопился вступать в игру. Он присматривался к тому, что его окружало, ничего не упуская из виду. Для него каждый день имел свой особый вкус. Теперь, подобно тому как смакуют вино, не пытаясь покончить с ним одним глотком, он медленно и осторожно «смаковал» Сан-Тринидад, вовсе не собираясь верить всему, что слышал об этом городе.
Перед ним стоял бокал мексиканского бренди. Это был настоящий жидкий огонь, ударяющий в голову и сбивающий с ног! Но для Уэлдона в самый раз! Его острый, едкий привкус полностью соответствовал обстановке, которую созерцали глаза молодого человека. Он все глубже и глубже погружался в атмосферу Сан-Тринидада и уже не чувствовал себя здесь чужим!
Какой-то мальчишка приблизился к его угловому столику, разбрасывая по полу древесные опилки. За ним шли другие мальчишки и их подметали. Они будут заниматься этим весь вечер. Это делалось не столько для поддержания чистоты, сколько для создания в помещении большей прохлады.
В заведении Мигеля Кабреро собралась обычная публика. Народу было не очень много, но у всех, кто здесь присутствовал, водились денежки. Пограничные мексиканские городки всегда славились богатым выбором возможностей быстренько их спустить. Большинство из присутствующих были мексиканцы, выходцы из среднего класса. Встречались и угрюмые лица пеонов. Вперемежку с ними попадались американцы. Их легко было узнать по выговору. Они вели себя очень спокойно, разговаривали тихо, как люди, привыкшие выигрывать и тратить деньги. Их манера говорить отличалась монотонностью, и все слегка гнусавили. Что до мексиканцев, то у них — напевный выговор. Их говор отличался быстротой и мелодичностью, чем-то напоминая щебетание женщин за полуденной чашкой чая; правда, у мужчин беседа протекала не так живо, весело и непосредственно, как у дам.
Словом, Уэлдон пил бренди, обводя глазами комнату. Настроение его улучшилось. Он и раньше — и много раз! — бывал в подобных местах. Но каждая дверь открывала ему что-то новое в жизни, означала вторжение в какой-то иной мир. Он никогда не жаловался на скуку, а если ему и бывало порой тоскливо, то винил в этом только себя.
В этот вечер колесо рулетки приковало к себе внимание большей части гостей. Время от времени несколько человек из тех, кто сгрудился вокруг нее, отходили к длинной слабо освещенной стойке бара. Это означало, что кто-то сорвал крупный куш. Отметив выигрыш, эти люди снова возвращались к рулетке. Ставки удваивались. Колесо продолжало вращаться, но теперь уже выигрывало заведение.
Какой-то мужчина подошел к его столику:
— Вы Уэлдон? Меня зовут Роджер Каннингем. Не возражаете, если я присяду возле вас?
— Прошу, — пригласил Уэлдон.
Мужчина поднял руку. Из полумрака немедленно возник официант.
— Пива, пожалуйста!
Официант исчез.
— Я не могу пить то же, что и вы, — сказал Каннингем, указывая на бокал с бренди. — По крайней мере, в такую погоду!
Он вытер платком лоб. Ему было очень жарко. Там, где пиджак облегал его сильные плечи, проступали
