— Такой парень, как он, мог бы сделать все. Он дурак, что взялся за воровство, — сказал кто-то.
Весь округ поддержал эту мысль.
Шериф, словно в раздражении, поднялся с кресла и зашагал взад-вперед по веранде. Тени густели. Начались короткие осенние сумерки.
Он спустился с крыльца, по дорожке дошел до калитки и вернулся обратно.
Из дома вышел Караччи, посмотрел на него и, не говоря ни слова, исчез. Наконец, Каредек услышал далекий стук копыт, оперся о калитку и стал наблюдать за приближающимся всадником — маленьким всадником на высокой лошади.
Энергичный всадник на хорошей лошади. Об этом можно было судить по посадке и по тому, как лошадь проскочила мост: одно мгновение — громкий стук досок, в другой — приглушенный топот по пыльной дороге.
Каредек так заинтересовался, что вышел за калитку. Он стоял, ждал и вот уже различил развевающуюся материю за седлом, слишком длинную, чтобы быть чехлами брюк. Значит, юбка?
Всадница, свернув с середины дороги, подскакала к нему, плавно, как ковбой, остановила лошадь, бросила поводья и спрыгнула с седла прямо в объятья шерифа.
Она расцеловала его в обе щеки — загорелые и заросшие щетиной.
— Дорогая, дорогая, дорогая… — сказал шериф. — Ты все-таки выиграла?
Она в ответ лишь засмеялась!
— Скажи же, Изабелла!
— Я выиграла! — сказала Изабелла.
Услышав это, шериф повернулся к ней спиной и прошел в калитку, даже не придержав ее для девушки. Он шагал по дорожке длинными шагами и исчез в доме, который эхом отозвался на стук его каблуков.
Он прошел на кухню, где пара широких плеч и крупначя голова склонились над кастрюлей, в которой под ловким ножом коричневые картофелины превращались в крахмально-белые.
— Эннен, — позвал шериф.
— Отстань, — сказал преступник. — Дай дочищу картошку. Оставь меня в покое.
— Мне надо кое-что тебе сказать!
— Скажешь после ужина. Я занят. И устал от твоих дурацких идей, — сказал Райннон.
— Эннен Райннон, — скомандовал шериф. — Встать!
Что-то в его голосе заставило Райннона отставить кастрюлю и медленно подняться. Они стояли друг против друга — два сильных, огромных мужика.
Райннон механически пробовал острие ножа грубой подушечкой большого пальца. Взгляд его был задумчивым.
— Ну, — сказал он, — что случилось?
— Эннен, мне жаль, но именем закона я должен тебя арестовать!
Он положил руку на плечо Райннона.
— Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя, — произнем шериф. — Должен тебя об этом предупредить!
— Это не шутка? — мрачно спросил Райннон.
— Будешь сопротивляться?
— Господи… нет! — сказал Райннон. — Я никогда больше не буду сомневаться в тебе, Оуэн. Если скажешь, я сам взойду на виселицу и повешусь!
— Дурак! — воскликнул шериф, — разве ты не понимаешь? Ей, наконец, повезло! Бог знает, как она его убедила. Даже мне это не удалось, не говоря уже о Чарли Ди. Но ей удалось! Если явишься на суд, губернатор пообещал даровать помилование — если тебя признают виновным. Слышишь? Это незаконно. Благослови Господь нашего губернатора. Он слишком велик, чтобы соблюдать закон! Она на дворе. Ждет тебя. Выйди и скажи ей что-нибудь.
Райннон чуть не задохнулся.
— Я не знаю, что… — начал он.
Шериф схватил его и выволок в прихожую.
— Послушай, Оуэн… Подожди. Я не знаю, как с ней разговаривать! Я… она…
— Эй, Изабелла! — позвал шериф. — Он говорит, что не знает, как с тобой разговаривать!
Голос с веранды спокойно ответил:
— Тогда, наверное, мне лучше войти и научить его!
