Глаза потихонечку привыкали к темноте. Я осторожно пошел вперед, медленно переставляя ноги со шпалы на шпалу. Забрался в вагон, сложил плакатики на пол и сел. Ноги были как ватные.
— Что случилось?
— Не знаю.
— Что с тобой?
— Здесь же запросто можно убиться.
— До сих пор никто никуда не упал.
— У меня ощущение, что я буду первым.
— Это все в голове.
— Я знаю. Как мне отсюда выйти?
— Там есть лестница. Только смотри, осторожнее.
Берегись поездов. А то идти надо через пути.
— Ага.
— И не наступи на третий рельс.
— А это что?
— Это рельс под напряжением. Он золотой. То есть по цвету как золото. Ну, ты увидишь.
Я пошел к лестнице. Дедки наблюдали за мной из вагона. Да, там был золотой рельс. Я переступил через него, подняв ногу повыше.
По лестнице я спустился бегом. Наполовину бежал, наполовину падал. Прямо у выхода, через дорогу, был бар.
Глава 21
Смена на фабрике собачьего корма продолжалась с 16:30 до часа ночи.
Мне выдали грязный белый передник и плотные матерчатые перчатки. Дырявые и прожженные в нескольких местах, так что пальцы выглядывали наружу. Инструкции я получил от беззубого эльфа с бельмом на глазу; бельмо было бело-зеленым в паутинке синих прожилок.
Он проработал на этой фабрике девятнадцать лет.
Я прошел на рабочее место. Раздался свисток, и конвейер пришел в движение. По ленте поползли собачьи галеты. Специальный аппарат выпечатывал изтестаровные кружочки, которые потом ссыпались на тяжеленные металлические противни с высокими железными краями.
Я взял противень и поставил его в печь у себя за спиной. Когда я обернулся, меня уже ждал следующий противень. Замедлить их поступление было никак невозможно. Они останавливались только тогда, когда происходил какой-нибудь сбой в механизме. Это случалось нечасто. А когда все же случалось, эльф по-быстрому устранял неполадку.
Пламя в печи поднималось на высоту футов в пятнадцать. По конструкции печь походила на чертово колесо. В каждой духовке помешалось по двенадцать противней. Когда человек при печи (то есть я) заполнял всю духовку, он нажимал на рычаг, который включал механизм, крутящий колесо: заполненный духовой шкаф перемещался на один уровень вниз, а сверху прибывала следующая пустая духовка.
Противни были тяжелыми. Подняв хотя бы один, уже можно было изрядно выбиться из сил. И лучше не думать о том, что тебе надо тягать эти дуры восемь часов кряду, несколько сотен противней в смену, потому что тогда лучше сразу убиться. Зеленые собачьи галеты, красные собачьи галеты, желтые, коричневые, фиолетовые, синие, со специальным комплексом витаминов, вегетарианские.
От такой работы люди устают. У них наступает упадок сил, предельное утомление, когда у тебя едет крыша, и ты выдаешь совершенно безумные, гениальные вещи. У меня тоже сорвало чердак. Я ругался, разговаривал сам с собой, травил анекдоты, пел песни. Ад кипел смехом. Даже эльф смеялся надо мной.
Я продержался там пару недель. Каждый раз приходил на работу пьяный. Но всем было плевать. Это была такая работа, на которую никто не хотел идти. После часа у печи я становился трезвым как стеклышко. Руки были сплошной ожог. Каждую ночь, возвращаясь домой, к себе в комнату, я садился и протыкал волдыри иголкой, которую стерилизовал, обжигая спичками.
Как-то раз я пришел в цех пьянее обычного. И наотрез отказался работать.
— Все, с меня хватит, — объявил я.
У эльфа случилась психологическая травма.
— Как же мы тут без тебя, Чинаски?
— Ну…
— Доработай хотя бы эту смену!
Я обхватил его голову борцовским захватом и сжал. Его уши побагровели.
— Ах ты, мелкая сволочь, — сказал я. А потом отпустил его.
Глава 22
В Филадельфии я сразу снял комнату и заплатил за неделю вперед. Ближайшему бару было лет пятьдесят, не меньше. Там пахло полувековой мочой, дерьмом и блевотиной, проникавшими в помещение сквозь доски пола из съемных комнат внизу.
Было полпятого вечера. На пятачке в центре бара дрались два мужика.
Парень, сидевший справа от меня, сказал, что его зовут Дэнни. Того, кто был слева, звали Джим.
Дэнни держал во рту зажженную сигарету. В воздухе просвистела пустая пивная бутылка. Пролетела, чуть не задев Дэнни по носу. Он даже не шелохнулся, не стал смотреть по сторонам. Просто стряхнул пепел в пепельницу.
— Чуть сигарету не выбил, козел! Еще раз так сделаешь, урою!
Бар был переполнен. Среди посетителей имелись и женщины. Несколько домохозяек, туповатых и жирных коров, и пара-тройка вполне симпатичных девчонок, переживающих трудные времена. Пока я сидел, одна из девчонок ушла с мужиком. И вернулась минут через пять.
— Элен! Элен! Как тебе удается?
Она рассмеялась.
Еще один парень сорвался с места, горя желанием опробовать эту девчонку.
— Должно быть, она хороша, чертовка. Надо попробовать и убедиться!
Они вместе вышли из бара. Элен вернулась через пять минут.
— У нее там, наверное, между ног всасывающий насос.
— Это надо попробовать, — заявил древний дедок, сидевший в самом углу. — А то у меня не стояло с тех пор, как Тедди Рузвельт отдал Богу душу.
Элен провозилась с ним десять минут.
— Хочу сандвич, — сказал толстяк. — Кто-нибудь сходит за сандвичем?
Я сказал, что схожу.
— С ростбифом, соусом и всеми делами.
Он дал мне деньги.
— Сдачу можешь оставить себе.
Я дошел до заведения, где делали горячие сандвичи.
— С ростбифом, соусом и всеми делами, — сказал я продавцу, толстому дядьке с необъятным животом. — И бутылочку пива, пока я жду.
Я выпил пива, взял сандвич, вернулся в бар, отдал бутерброд толстяку и нашел место за столиком. Передо мной появился стакан с виски. Я его выпил. Появился еще стакан. Я его выпил. В музыкальном автомате играла музыка.
Ко мне подошел молодой парень лет двадцати четырех.
