спросила:
— Я могу для тебя что-нибудь сделать?
— Я не знаю что.
Его все раздражало. Он представлял, как она сидит дома, в кабинете, среди фотографий лошадей. Но на самом деле весь его гнев сосредотачивался на Бенедикте.
— Может, пообедаем на днях вместе, Дуг?
— При условии, что ты заплатишь. У меня ни гроша.
У него не было желания ни видеть ее, ни говорить с ней, но она, несомненно, протягивала ему руку помощи. От кого еще он мог этого ожидать?
— Ты свободен завтра? Тогда встретимся в «Тастевене» около часа.
В соответствии с занимаемым положением она предлагала встречу в лучшем ресторане города, и это вызвало у него улыбку. Повесив трубку, он какое-то время размышлял, уставившись на телефон, но не видя его. С чего это вдруг сестра стала заботиться о нем? Может, она уполномочена Бенедиктом предложить ему возвратиться в лоно семьи? Нет, в такое он не верил. У Бена был отвратительный характер, и он никогда не менял своих решений. Во время скандального ухода Дуга он ограничился тем, что сказал: «Я не выставляю тебя за дверь, ты уходишь сам. Постарайся не забыть об этом». Разумеется, Бенедикт не выгонял его из дома, да и из конюшни тоже, но он и не предлагал ему ничего большего. Аксель была назначена официальным тренером, и Дуглас заранее отказывался существовать в ее тени. Как бы он выглядел? Младшим братиком, неуверенно бредущим за взрослой сестрой?
Несколько недель назад, в один из вечеров, когда он как лев в клетке шагал по своей квартирке от стены к стене, ему в голову пришла одна мысль. Почему семья не предложила ему — коль ничего другого не нашлось — управление английским заводом? Зажав гордость в кулак, он
заставил себя позвонить Джервису, чтобы прозондировать почву, но тот, как и предполагалось, не мог ничего сказать. «Все зависит от Бенедикта… Именно он принимает решения, касающиеся лошадей… Нужно обсудить это с ним…» Обескураженный Дуглас бросил трубку не попрощавшись.
Тяжело вздохнув, он протянул руку к только что принесенным газетам. Чтение не слишком его занимало, но связывало с прошлым. Машинально первой он взял
Солнце не замедлило показаться, и первую партию лошадей должны были вот-вот выпустить. Задержавшись возле большого табло, вывешенного на двери помещения, где хранились седла, Бенедикт пробурчал:
— Почему ты доверила Крабтри Кристофу?
— Потому что у него идеальный вес, — ответила Аксель, пожимая плечами. — Кроме того, он прекрасно завершает галоп и всегда выжимает максимум возможного.
— Так вот, ты ошибаешься, внученька! Кристоф слишком нервный для такого коня. Слишком нервный и слишком грубый, я повторял ему это на все лады. На Крабтри требуется садиться деликатно, на нем будет ездить Антонен.
— А Макассар? — воскликнула молодая женщина.
— Передай его Ромену.
Аксель с раздражением поменяла имена на табло. Ей не терпелось увидеть реакцию Бенедикта на успехи Макассара, она предпочла бы, чтобы он не менял наездника, но спорить с Беном, когда он что-то вбил себе в голову, было почти бесполезно.
— Лошадей во двор! — громко прозвучал голос Констана.
Ворота в стойлах открылись почти одновременно. Каждый из учеников, будь то юноша или девушка, старательно готовил свою лошадь, а затем ожидал команды вывести ее. Констан по очереди поднимал их в седла, потому что стремена были очень высоко, а наездники слишком малы, чтобы справиться с этим самостоятельно.
— Изменение посадки, — объявила присоединившаяся к ним Аксель. — Антонен на Крабтри, Ромен на Макассаре, а Кристоф возьмет Артиста.
— Ты шутишь? — возмутился Антонен.
Ледяной взгляд Аксель прервал его протест, но, бросая ей поводья Макассара, он сделал это со злостью.
— На дорожку! — прокричал Констан.
Двадцать три чистокровных коня, покидая двор, по очереди прошли перед коляской Бенедикта. В неясном свете зари их тонкие силуэты были едва различимы. Но еще несколько минут — и солнце поднимется.
— Антонен что, не в духе? — насмешливо спросил Бен.
— Он очень доверяет Макассару и обижен, что сегодня утром ты его отобрал.
— Мне наплевать, кому он доверяет!
— А я?
— Ты — другое дело. Но я знаю, что ты помешана на этом коне, и не хочу, чтобы это было в ущерб другим. Крабтри начнет показывать свой норов в руках такого парня, как Кристоф.
Как только они оказались на асфальте улицы, коляска Бенедикта покатилась быстрее, и Аксель пришлось ускорить шаг, чтобы поспевать за дедом.
— Стремительный финиш стремя в стремя восемьсот метров, — объявил он. — Скажешь им, чтобы потренировались. От того, что я увижу, будет зависеть наша работа на следующей неделе на траве. И поставь эту новую кобылу, Памелу, с ними. На коротких дистанциях она мчится как безумная и будет держать их в ежовых рукавицах.
Они вошли в тренировочный центр, занимающий площадь в сто тридцать гектаров, из которых восемьдесят приходилось на посыпанные песком дорожки, а сорок — на покрытый травой ипподром. На остальной площади были площадки для отдыха и прогулочные аллеи. Шестьдесят человек ежедневно трудились, поддерживая порядок на этом зелено-песчаном островке, предназначенном для профессионалов.
Бенедикт направился туда, где лошади разогревались, чтобы потом как можно лучше проскакать галопом. Внимательное наблюдение позволяло определить, как лучше тренировать в этот день каждую из них. Основное время занимал не быстрый бег, а тренировка правильного дыхания, выносливости, боевого духа.
— Теперь распоряжайся ты, — сказал он Аксель.
Он не должен был мешать ей действовать по своему усмотрению, но слишком часто забывал об этом. С деланно безразличным видом он выслушивал приказания, которые она начала отдавать, отправляя одних лошадей в центр, а других оставляя на параллельных дорожках. Она поступала точно так же, как это делал бы Бенедикт, и он едва скрывал довольную улыбку. Малышка осваивала ремесло, становилась все увереннее и почти никогда не ошибалась. Он предчувствовал это, и исключение составлял только Макассар.
— Подай мне бинокль, — попросил он.
Она протянула ему бинокль, одновременно объясняя одному из учеников, что еще какое-то время следует поработать над неспешным пробным галопом, не позволяя коню переходить на быстрый бег. Назавтра этот конь должен был участвовать в скачках в Сен-Клу, был «отлажен» и нуждался в короткой передышке, чтобы сохранить силы. Чистокровным скакунам всегда хотелось идти напролом, нестись вперед, и сложнее всего было направить их нервный импульс в нужное русло. Каждый раз, когда какой-нибудь юноша терял контроль, Бенедикт багровел, но при этом знал, насколько сложно бывает управлять животным. Достаточно было, например, чтобы лошади из другой конюшни обошли коня на всем скаку. Инстинкт соперничества брал в скакуне верх, и ученику, невольно вовлеченному в такое соревнование, не под силу было сдерживать животное и продолжать скакать с умеренной скоростью.
В бинокль Бенедикт следил за четырьмя лошадями, которые были на старте. Хотя они и не сбивались на бег, но были заметно возбуждены. Макассар казался спокойнее других и первым ступил на дорожку. За ним шли Крабтри, Артист и Памела. Наездники, взглянув вокруг, убедились, что все четверо рядом и пока никого чужого не видно. Затем они, привстав на стременах, одновременно развернули лошадей перед
