Мне даже хватило сил на саркастическую усмешку.
– Послушай, кто из нас в бреду? Какая малина?
– С тобой все ясно. – Полина стала шарить по карманам висевшего на стуле пиджака. – Где у тебя ключи от дома?
– А это зачем?
– Нет, все-таки от температуры мозги разжижаются. Ты что, считаешь, я тебя так и буду весь день на себе по коридору таскать?
Полина нашла ключи и исчезла. Я закрыл глаза. Было хорошо и спокойно, как в детстве. Наверное, я снова заснул, потому что совершенно не слышал, ни как она вернулась, ни того, что было после. Когда я очнулся, в комнате была полутьма – наступали сумерки. Через открытую дверь на пол падал прямоугольник света, где-то лилась вода... Я не успел ни пошевелиться, ни позвать, как Полина возникла на пороге.
Поверх джинсов на ней было надето что-то очень привычное и уютное, и я не сразу понял, что это моя собственная любимая рубашка с завернутыми до локтя рукавами.
– Проснулся? Значит, живой. Закрой глаза, я свет включу.
Вспыхнула лампа. Полина присела на постель, приложила руку мне ко лбу. Присвистнула.
– Поставь-ка градусник. По мне, у тебя под сорок, не меньше.
Оказалось, даже больше – сорок и две десятых. Глянув на градусник, Полина понурилась.
– Слушай, совсем ведь нехорошо. Я прямо удивляюсь, что ты вообще еще жив. Давно с тобой такое?
– Третий день.
– Давай я врача вызову. У меня есть хороший.
Я замотал головой.
– Не надо. Обычный грипп, у меня всегда так бывает. Отлежаться надо. Пройдет.
– Ага, – согласилась Полина. – Вместе с жизнью.
Но спорить не стала. Вышла, вернулась со стаканом, в котором слегка пузырилась прозрачная жидкость.
– Что это?
– Цикута. Выпей, полегчает.
Я попытался взять стакан, но рука задрожала, и я понял, что не удержу. Полина тоже вовремя это поняла, перехватила стакан, поставила на тумбочку, ловко приподняла меня за плечи и стала поить из своих рук. По завершении процедуры она уселась в ногах кровати – локоть на колене, голова на руке – и уставилась на меня с печальным любопытством.
– Ты чего? – странно было видеть ее в такой задумчивости.
– Наблюдаю. Ты хоть завещание-то успел написать?
Это прозвучало даже не как шутка. Голова кружилась, соображал я медленно и не успел ничего ответить, как Полина спросила:
– А когда ты последний раз что-нибудь ел?
Я честно ответил, что не помню. Она кивнула.
– Ладно. Твой диагноз мне ясен. К сожалению, это не лечится.
– Что?
– Хроническая глупость. Грипп-то пройдет, а вот с ней тебе всю жизнь жить. Но ты не огорчайся, это у многих мужиков бывает. Наверное, еще один половой признак. Померь-ка еще разок температуру.
На этот раз градусник показал тридцать девять с небольшим. Полина удовлетворенно кивнула.
– Падает, зараза. Сейчас еще полчаса подождем, она до тридцати восьми упадет, и я тебя покормлю.
– Где ты еду-то возьмешь?
– Да уж. Найду где-нибудь. Пока ты тут валялся, я суп сварила, и так, по мелочи разного.
Тут я понял, что действительно хочу есть. И даже сквозь забитый нос почувствовал запах чего-то такого домашнего, забытого, горячего и страшно вкусного. Терпеть сил не было.
– Поль, а можно не ждать полчаса? Давай прямо сейчас, а?
Она оглядела меня с сомнением.
– Подожди. Ты до кухни не дойдешь.
– Дойду! За-ради твоего супа.
– Ты мелкий подлиза и обжора. Давай лучше я сюда принесу. Хотя нет, суп в постель – потом белье не отстираешь. Ладно, подымайся, только совсем потихоньку. И знаешь что? Снимай майку, я тебе дам сухую.
После сложных многочисленных манипуляций мы наконец оказались на кухне. Полина усадила меня, завернула в плед, подсунула под ноги табуретку и налила в чашку куриный бульон. Он был горячим и безумно вкусным. После добавки супа я выклянчил у Полины куриную ногу. Потом она заставила меня выпить здоровую чашку чая с лимоном и медом. Я обожрался, прогрелся весь до костей, размяк и, как мне казалось, почти поправился.
Когда я поделился этой радостной вестью с Полиной, она нахмурилась и покачала головой.
– Нет. Пойдем-ка обратно в койку. Сейчас таблетка кончится, и мало тебе не покажется.
– Так давай еще одну выпьем?
– Я тебе и так прошлый раз две дала. Каждая следующая меньше помогает. А там еще ночь... Ночью хуже будет. Хорошо хоть ты поесть успел.
Тут мне пришла в голову мысль, которой я испугался до чертиков.
– Полин, а ты домой уйдешь? Я ночью один буду?
– Вот она – страшная сказка, – ухмыльнулась Полина. – Сегодня ты будешь ночевать один! – Но, очевидно оценив степень испуга на моем лице, добавила совсем другим тоном, – Ну, куда я уйду? Разве ж тебя тут бросишь? Сейчас детям позвоню, чтобы не ждали. – И тут же снова начала ерничать. – Чем не пожертвуешь ради спасения жизни друга? Мне даже своей безупречной репутации не жаль – цени! Тебе же потом, как честному человеку, придется... – И осеклась.
– Что придется? – мне уже хватило сознания, чтобы поймать ее на слове.
– В койку придется идти, причем немедленно и совершенно самостоятельно. – Не так-то легко было ее пронять.
Полинин мрачный прогноз оправдался с лихвой – ночь действительно оказалась мучительной. Пожалуй, так хреново мне еще не было – озноб, бред, отрывочные сны с кошмарами, межующиеся с периодами забытья... Смутно различимая взлохмаченная Полина с какими-то чашками, мокрыми тряпками, босыми ногами. Под утро мне полегчало и я заснул сколько-то нормальным сном. А когда проснулся – в окно светило солнце, голова была звеняще легкой, но относительно ясной и, кроме слабости, пожалуй, никаких признаков болезни я больше не ощущал.
В кресле рядом с кроватью, неудобно свернувшись клубком и укрывшись клетчатым пледом, спала Полина. При первых моих шевелениях она подняла голову.
– Ну, как ты? – в голосе не было ни издевки, ни раздражения.
– Да знаешь, страшно сказать, ничего. А тебе, кажется, неважно спалось? – Я сделал неловкую попытку отыграться за ее вчерашние подначки.
– Учти, в невыспавшемся состоянии я способна на убийство. – Мрачно предупредила Полина, тут же добавив: – Впрочем, в твоем случае даже сильно стараться не придется.
– Сдаюсь, сдаюсь. На самом деле, без тебя бы я, правда, наверное, помер. Ты извини, и вообще спасибо.
– Ага. Счас зарыдаю, прекрати немедленно. Градусник лучше поставь, – и скрылась.
Градусник показывал тридцать семь с копейками, и вернувшаяся умытая, причесанная и посвежевшая Полина разрешила мне встать, пообещав даже завтрак.
Было чертовски здорово сидеть вдвоем на кухне. Вчера Полина каким-то непостижимым образом ухитрилась навести там порядок – вообще-то любовь к порядку не была ее сильной стороной, зато готовила она потрясающе. Омлет был легок и воздушен, гренки – хрустящи, а кофе в Полининой чашке (мне она кофе не дала, заявив, что нечего переводить на больных хорошие продукты) пах на двоих. Все было так естественно и хорошо, словно мы всегда завтракаем именно так, поэтому, когда Полина, допив кофе, стала
