него в кармане, когда все произошло. — Уверен, что на них нет заразы?
— Чего нет, того нет. Они бы размокли. — Он откашлялся, прежде чем затянуться, и снова приободрился. — На раскопках в Спитлфилдсе приятель рассказал мне одну историю. Дело было в Лондоне, сразу после Великого пожара. Два любознательных джентльмена надумали глотнуть останков декана[1] собора Святого Павла, похороненного в свинцовом гробу за сто пятьдесят лет до того.
— Фу!
— Когда огонь бушевал, там настоящий бульон сварился.
— И они его пили?
— Очень может быть. На вкус отдавало железом, так они го… — Терри закашлялся и выбросил сигарету в окно. — Только рака не хватало, — буркнул он.
Парень выглядел так, словно его силком заставили отведать того, о чем он рассказывал: несмотря на загар, лицо посерело, глаза налились кровью.
— В Спитлфилдсе я насмотрелся странного — пустые гробы, камни вместо покойника, несколько гробов с двумя покойниками вместо одного, — но такого, как сегодня откопали, и в помине не было.
— О чем ты?
— Значит, второй гроб вы близко не разглядывали?
— Не успела, а что?
Мы как раз въезжали в больничные ворота. Терри многозначительно ухмыльнулся.
— Сами увидите.
ГЛАВА 3
Пока Терри проходил медицинский осмотр в отделении экстренной помощи, я сидела в комнате ожидания и случайно заметила дежурного врача Кору Гейвин, пробегавшую мимо. Когда-то мы учились в одной школе и до сих пор оставались подругами, можно даже сказать, близкими. Кроме нас, в комнате ожидания никого не было, и я рассказала ей обо всем, что случилось с Терри во время раскопок на кладбище. Небольшая провинциальная больница Касл бой на располагала первоклассным оборудованием и персоналом, но отделение экстренной помощи редко бывало загружено работой.
Кора внимательно слушала. Высокий пучок стянутых на макушке волос только подчеркивал ее длинное лицо и слегка выступающую нижнюю челюсть.
— Сомнительно, чтобы в гробу сохранились бациллы бубонной чумы, даже если покойник был ее жертвой, — резюмировала она, когда я все выложила. — Главное, о чем стоит сейчас беспокоиться, — это, как у нас говорят, «геп» и «леп». Возьмем у него кровь и, если появятся какие-нибудь симптомы, сразу сделаем все анализы. — С опасностью подхватить гепатит А и лептоспироз археологи иногда сталкиваются там, где почва заражена канализационными стоками или крысиной мочой.
— Мне кажется, он не на шутку перенервничал, только силится виду не подавать, — предупредила я.
— Тогда лучше какое-то время подержать его под наблюдением, пока в себя не придет.
— Неплохая мысль. А это можно у тебя оставить? — спросила я и показала банки, стоявшие на соседнем сиденье. — Чтобы, как положено, проверить содержимое на присутствие чумных бацилл и, возможно, оспы и сибирской язвы. На всякий случай. — Я протянула ей обе банки.
— И когда это вы, ребята, микробиологами заделались? — усмехнулась она, пытаясь разглядеть, что там внутри.
Услышать от собеседника намек на дилетантизм не слишком приятно. Похвастаться чувством юмора Кора не могла, но бывала не прочь пошутить, что не всегда хорошо кончалось. В школе ей эту слабость прощали за страсть к справедливости и готовность броситься на защиту обиженного. Уж если она принимала вашу сторону, вы получали лучшего сторонника, какого могли найти, хотя и порядочную зануду.
— Когда есть предположение, что на раскопках придется брать пробы жидких органических соединений, мы готовимся самым серьезным образом.
— Такие анализы нам не по плечу. Я отправлю материал в ЦИИЗ в Дублине. На всякий случай, как ты сказала.
— ЦИИЗ?
— Центр по изучению инфекционных заболеваний. У них там все условия — третий уровень биозащиты от заражения. — Кора опустила банки в карманы белого халата. — Пойду взгляну на мистера Джонстона.
У входа в отделение экстренной помощи она обернулась.
— Не хочешь на неделе сыграть в теннис?
Мы обе состояли в местном теннисном клубе, только большую часть времени мне редко удавалось вырваться на корт.
— С удовольствием, — обрадовалась я, но тут же вспомнила Кору, вытянувшуюся в струну на подаче, и мяч, пушечным ядром несущийся через сетку в мою сторону.
Кора скрылась за дверью, а я посмотрела на часы, висевшие на стене: 12.05. На встречу с Домиником Ашером, управляющим муниципального хозяйства, я уже опоздала. Включив мобильный телефон, отправила ему сообщение, что задерживаюсь, и снова отключилась.
Спустя несколько минут в комнату ожидания вошел Терри.
— Меня кладут в больницу — понаблюдают, что и как, — сообщил он, присаживаясь рядом.
— Я разговаривала со знакомым врачом. За тобой будет хороший уход. Ты сказал медсестре, что я оплачу все расходы?
Он утвердительно кивнул.
— А объяснил, с кем можно связаться, если придется обсудить лечение?
Он невесело улыбнулся и покачал головой.
— «Тех, с кем дружил, моих родных и близких давно уж нет — растаяли как снег…»
— Это баллада, верно?
— Одна из лучших — «Каррикфергус».[2] А вы не могли бы одолжить мне пару монет? Вдруг позвонить понадобится.
— Конечно, — сказала я и, порывшись в кошельке, выудила оттуда всю мелочь, добавив еще пятьдесят евро.
— Я отдам, — с благодарностью пообещал Терри. — Как только придет мой «Кенгуру».
— Твой кенгуру? — О чем он? Неужели заговаривается?
— Мой корабль. Мой славный «Кенгуру» обязательно приплывет, и, возможно, раньше, чем вы думаете.
Он громко запел:
— Ладно, держись, Терри. — Я поднялась. — Мне пора возвращаться на раскоп. Побереги себя.
Я села в джип и проверила сообщения на мобильном телефоне. Их оказалось два. Одно — от Доминика Ашера — что можно не беспокоиться, второе — от моего жениха Финиана Шоу — что у него для меня есть новости. Финиан когда-то задумал и своими руками, начав с нуля, посадил и вырастил на семейной ферме уникальный Брукфилдский сад, известный теперь далеко за пределами Ирландии.
