итальянец выходил из отеля.
— Дело в том, патрон, что я разговаривал с владельцем гостиницы.
— Тогда зачем он явился к нам? Только лишь для того, чтобы сообщить нам, что он убийца, и что его разыскивает итальянская полиция? Не понимаю логики...
— Поживем, увидим.
— Уточните ваши соображения.
— Они очень просты, шеф! Мне кажется, что Грант хочет направить нас по ложному следу, чтобы беспрепятственно осуществить свои планы. Доказательство? С самого первого момента нашего следствия Моргун допустил оплошность. Вместо Гранта начал следить за Диано. И именно с того момента Грант бесследно исчез с поля зрения. Вы не находите это странным? Я нахожу!
— Но карты уже брошены, Сан-Антонио! — пожимает плечами Старик.
— Карты брошены! Вот так всегда. Вот они, старые заезженные штампы в следственной практике!
— Теперь не остается ничего другого, как ждать развития событий,— убеждает меня босс.— Будущее покажет, были ли вы правы!
Как будто будущее имеет привычку отвечать за подобные промахи!
Я ухожу. Два дня неподвижной жизни во вшивом отеле довели меня до умопомрачения. Поэтому мне очень хочется домой.
Бывают дни, когда добиться успеха так же просто, как сварить яйцо. А бывает и наоборот; вы зовете его, называя самыми ласковыми именами, но он не внемлет вашему зову.
Сегодня, впрочем, газета «Франс-Суар» очень точна, что касается гороскопа для скорпионов, значит для меня. Это самый благоприятный период для ругани и всякого рода конфликтов. И ничего другого!
Неудачи в служебных делах, вялость интимных чувств, неприятный визит, а для тех, кто не остерегается, еще впридачу и воспаление поджелудочной железы. Короче, не период для великих подвигов...
Самое лучшее, что я могу организовать сам себе, не ожидая милости звезд, так это как можно скорее забраться под крылышко своей милой мамочки Фелиции. Все мужчины, особенно сильные, испытывают временами огромную потребность вернуться в материнское лоно, чтобы отогреться в нем сердцем. Это случается каждый раз, когда они оказываются на пределе своих сил, когда в своих мытарствах им не за что зацепиться, когда их охватывает отчаяние и безысходность... Бывают в их жизни такие ситуации, которые и разрушают их души, и закаляют их. Ведь тлеющий огонь ничего, кроме дыма, не дает! Детство, видите вы, это болезнь, от которой не удается излечиться никогда.
Нас называют мужчинами, но, по сути своей, мы остаемся все теми же мальчишками, но только уже с морщинистыми рожами! Вы понимаете?[13]
Войдя в дом, я убеждаюсь, что «Франс-Суар» не солгала. Обещанный мне неприятный визит налицо: мой кузен Гектор. И надо же было ему явиться именно сегодня после такого длительного перерыва. Когда я вхожу в столовую, он сидит в любимом кресле моей Фелиции. Выражение его лица сегодня еще более постное и злое, чем обычно.
Ему всего тридцать первый год, но вынутый из шкафа костюм делает его похожим на хронического вдовца, его серо-черный галстук вызывает приступ удушья. Но вот пробор в волосах под христианского демократа у него получился безукоризненным.
Безгубое лицо кузена кривится в улыбке.
— Здравствуй, Антуан,— говорит он, как будто мы находимся с ним в исповедальне.— Ты всегда опаздываешь, как я вижу.
— Всегда,— соглашаюсь я.— Что поделаешь, мой бедный Гектор, я не работаю как ты в министерстве, где те, кто вырывается вперед, ждут тех, кто опаздывает.
Он хохочет.
С дымящейся супницей в столовую входит Фелиция.
Она бросает мне отчаянный взгляд, зная, что я не выношу нашего кузена Гектора. Она боится, как бы на почве моей антипатии к нему между нами не возникла ссора.
— Ну, что Тотор[14] — начинаю я свою дерзкую атаку,— ты, я вижу, готовишься к зимней спячке?
Он едва не проглатывает ложку.
— Что-о?
— Что слышал! От тебя смердит нафталином! Это по поводу чего, хотелось бы мне знать, ты вырядился в траурные одежды?
С этого начинается наш светский обмен любезностями через стол,— что-то вроде пинг-понга.
— А ты по-прежнему не собираешься жениться? — лезет ко мне в душу потертый пингвин.— Или ты предпочитаешь оставаться в холостяках? Так что, веселее?
И почему некоторые индивиды, вроде кузена, испытывают настоящий оргазм от своей желчности! Откуда она в них? Вы скажете, что причиной являются камни в железах внутренней секреции? Ничего подобного! Злость кормит их, очищает кровь в венах! Проявление желчности — это нормальная функция их организма.
— Все дело в темпераменте, Гектор! — отвечаю я.— И потом, не все же могут, как ты, получить страховку на случай помутнения мозгов!
У кузена отщелкивается вставная челюсть, и ему не остается ничего другого, как отправить ее концом ложки обратно.
— Антуан,— стонет он,— как ты можешь говорить такие ужасные вещи в присутствии своей матери!
— Не кипятись, Тотор,— я мило улыбаюсь ему насколько это в моих силах.— Маман у меня не стеснительная!
Я не успеваю сказать ему все, что хочу: меня останавливает пронзительный телефонный звонок. Фелиция бледнеет. Она уже знает, что после звонка, настигшего меня дома, я долго не задерживаюсь рядом с ней.
— Может, мне подойти к телефону? — спрашивает она нерешительно.
— Ну что ты, мама. Подумай сама.
Я оставляю ее вместе с Гектором и грибным соусом.
Телефон находится в холле. Снимаю трубку и сразу же получаю удар по ушам от раздавшегося на другом конце провода сильнейшего чиха.
— Да хранит вас Бог! — говорю я вместо привычного «алло».
— Я схватил капитальный насморк,— сообщает мне голос Берюрье.
В доказательство сказанного он чихает еще раз,— дисгармония звуков при этом напоминает грохочущую неполадку в системе передачи старого автомобиля.
— О, лучший из дураков, ты что, звонишь мне только затем, чтобы пожаловаться на свой недуг? Ты бы лучше заглянул в ближайшую аптеку!
— Ты думаешь, что у меня есть время заботиться о себе... Я звоню тебе по поводу нашего клиента. Есть новости...
— Что случилось?
— Вечером намечается работа...
— Что?
— Сейчас все объясню... Я действовал по инструкции. Тип живет около площади Вольтера, Леон-Блюм по-старому...
— Все наоборот!
— Что ты говоришь?
