— Это раньше площадь Блюм называлась площадью Вольтера!
— Послушай, Сан-Антонио! Умоляю тебя, сейчас не время для исторических справок!
Такого рода призыв Толстяка не может оставить меня равнодушным.
— Я слушаю тебя,— перехожу на серьезный тон.
— Так вот, я со всей ответственностью выполняю свою задачу... Через некоторое время после того, как мы доставили итальянца до дома, оттуда выходит дама... Милая... Пухленькая ... Тебе знаком такой тип женщин! Правда, немного широковата в бедрах...
— Прости меня, Берю,— останавливаю я поток анатомических подробностей,— если ты пытаешься довести меня до дрожи от перевозбуждения, то зря утомляешь себя. Я только вчера имел свидание с ББ[15].
Чихание и гоготание сливаются воедино и порождают такой силы ударную волну, от которой бы, наверняка, лопнула барабанная перепонка, будь она хоть чуть-чуть послабее.
— Так вот, эта краля подходит ко мне...
— Что ты говоришь?
— Представь себе! Подходит ко мне и говорит: «Я жена Диано...»
— Что дальше?
— «Мой муж предупреждает вас, что все состоится сегодня ночью... И что произойдет это на заводе «Вергаман» в Булонье».
Слова его закружились в моей голове словно карусельные лошадки.
— Ты предупредил об этом Старика?
— Пока нет.
— Откуда ты звонишь?
— Из бистро, что напротив дома.
— Хуже не придумаешь! А если он уже смылся?
— Не волнуйся. У меня хороший обзор. Я постоянно слежу за входом в его дом.
— Ты с машиной?
— Нет.
— Я сейчас отправлю к тебе Шарвье с каретой. Но только смотрите мне там!
— За кого ты меня держишь? — обижается Берюрье.
— За того, кем ты есть на самом деле, Толстяк. Я понимаю, что это не блестящий комплимент, но истина дороже!
Я обрываю связь с коллегой, так как события требуют немедленной связи со Стариком.
Немедленной, но Старика нет на месте. Говорят, что он на совещании у министра, что он буквально минуту назад как вышел. Раз вышел, значит не скоро вернется. Министры, они народ ленивый, любят долго заседать, осознавая свою ответственность перед народом, не то, что мы, которые вопреки им, действуем решительно, быстро, чем удивляем всех.
Звоню Шарвье... Этот молодой красивый парень, который совсем недавно работает со мной, уже проявил свои бойцовские качества, так необходимые в нашем ремесле.
— Отправляйся к Берюрье по известному тебе адресу. Будьте максимально внимательны и ответственны. Имейте в виду, что за нашим клиентом могут следить и другие. Поэтому не очень засвечивайтесь там. Но вычислив их, следите за ними особенно тщательно. От них можно ждать всяких гадостей!
— Понял, шеф...
— Ги, дай трубку Пинюшу...
— Он в кафе.
— Тогда забеги туда и передай, что я жду его звонка. Скажи, что это очень срочно.
— Положитесь на меня.
Возвращаюсь в столовую.
— Предполагаю, что звонила женщина! — пытается шутить кузен Гектор с улыбочкой, которая бы привела в ужас самого Иуду.
— Ты не ошибся! Усатая красавица в подкованных туфлях, таких, как у тебя.
Я обращаюсь к своей Фелиции:
— Дела таковы, маман, что через четыре минуты я должен исчезнуть!
Она молчит, но я понимаю ее молчание. Она снова остается одна. Правда некоторое время с ней побудет этот обормот. После десерта он предложит ей сыграть в шашки. Она согласится, чтобы не обидеть нашего родственничка. Она у меня очень доброжелательная, моя Фелиция, и совсем не меняется с возрастом!
Опять звонит телефон.
— Ты прямо нарасхват, как я вижу! — злословит кузен.— Эти дамы тебя атакуют капитально.
— Я ведь обслуживаю их на дому. Сейчас вот принимаю заявки!
— Антуан, это месье Пинюш! — кричит из холла Фелиция.
Только она называет старого оборванца «месье».
По его голосу понимаю, что он уже опрокинул не один стаканчик красного вина.
— Ты сказал, чтобы я...— начинает он своим ангельским голоском.
— Я знаю, что я сказал. Если ты ещё не окосел окончательно, то как можно скорее распрямляй свои крылья...
— Что за инсинуации, шеф! — протестует он голоском евнуха.
— Не играй в оскорбленного дедушку! Я знаю, что в юности ты сыграл много ролей, увлекаясь театром, но роль, которую ты пытаешься разыграть сейчас, совсем не твоего амплуа. Бери немедленно такси и приезжай ко мне в Сен-Клу!
— Ты приглашаешь меня на обед?
— Вместе с ангелами, дорогой мой...
— Как хорошо! А то с самого утра у меня во рту не было даже крошки...
— Фелиция приготовит бутерброд для тебя... Не вздумай только, оборванец, заходить в гастроном!
Его вздох напоминает первые признаки дождливого муссона.
— Лечу!
И действительно, через четверть часа на аллее сада показывается худенькая фигура Пино. Он входит в дом со шляпой в руке и склоняет голову перед моей Фелицией, бормоча в ее адрес интеллигентные любезности.
Тронутая изысканными манерами моего коллеги, Фелиция сообщает гостю:
— Я приготовила вам угощение.
Пинюш немного жеманится, а потом все-таки опускает бутерброд в карман, обещая съесть его позже.
Я увлекаю его за собой к выходу.
— Куда же вы, Антуан? — протестует Фелиция.
— Вы видите, как он обращается со мной,— жалуется Пино.— Пойдем, палач! — Это уже ко мне.— Но я знаю, что ты все равно любишь меня!
— Я боготворю тебя, Пинюш! Ты украшаешь мою жизнь, как гипсовый Пьерро, играющий на мандолине, что стоит на буфете в столовой Генриха II.
— Куда мы? — спрашивает он, когда мы выходим из дома во влажную ноябрьскую ночь.
— На ипподром.
— Опять?
— Опять...
Прихрамывая, он бежит со мной до самого гаража.
— В моем возрасте я уже заслуживаю хотя бы немного покоя.
— Терпение, мой друг! Еще немного и ты получишь право на вечный покой! Кстати, что ты предпочитаешь
больше, георгины или хризантемы?
