Но Эрин не улыбалась. Ее глаза смотрели прямо на него. Она даже не взглянула на гостей, стоящих по обеим сторонам красной ковровой дорожки. Эрин высоко держала голову, выражение лица было настолько решительным, что Питера охватило сомнение.
Прав ли он, вовлекая ее в брак с ним?
Но поздно что-либо изменить.
Да он и не хочет этого.
Эрин, Джек… они оба принадлежат ему. Он сделает все от него зависящее, чтобы она это поняла и поверила ему.
Но отделаться от сомнений Питер не мог. Они одолевали его и во время бракосочетания, и после, во время приема. Он старался выглядеть веселым. Эрин тоже делала радостное лицо, так что перед гостями они изображали счастливую пару.
Питеру не удавалось снять с себя напряжение, и он чувствовал, что Эрин тоже это не удается. Наконец часы показали десять — в это время Эрин должна незаметно уйти, чтобы покормить грудью Джека. Праздничный обед закончился, речи произнесены, свадебный пирог разрезан, и теперь гостям подали кофе.
— Я с тобой, — сказал Питер и взял Эрин под руку.
Она с удивлением посмотрела на него.
— Это вовсе не обязательно. Тебе не стоит оставлять своих друзей, Питер.
— Я хочу.
Пусть Эрин предпочитает побыть одной, но он решил не отступать. Она его новобрачная, его жена, и, черт возьми, он не собирается отпускать ее от себя даже на минуту.
Эрин нервно сжала его рукав, но возражать больше не стала. Когда они оказались на дорожке, ведущей в оранжерею, она, почему-то тяжело дыша, произнесла:
— Спасибо за эту свадьбу, Питер. Все было замечательно… так красиво.
На миллиарды можно купить красоту, цинично подумал Питер, но не сердце женщины. Во всяком случае, Эрин вышла за него не из-за денег — это он знал точно.
— Я хотел создать для тебя волшебную сказку, Эрин. Чтобы все соответствовало принцессе… как тогда в парке.
Эрин остановилась, и Питер заметил, как на ее лице промелькнул страх. Что с ней? Она смотрела на него, и в ее прекрасных зеленых глазах он увидел такую ранимость и незащищенность, что у него сжалось сердце.
— Ты был моим принцем в тот день, Питер. Мне бы очень хотелось вернуть этот миг. Я ужасно сожалею, что не сказала тебе о том, что пишу сказки. Я боялась спугнуть волшебство. А кончилось тем, что я все испортила. Мне так жалко… так жалко…
— А я подумал, будто ты решила немного пофлиртовать со мной, да и только, — ответил он.
— Так оно и было.
Его словно ударили под дых.
— Я не верила, что у нас с тобой что-нибудь получится, — торопливо пояснила Эрин. — Но мне очень хотелось стать для тебя необходимой…
— А сейчас, Эрин? Сейчас ты веришь в то, что у нас есть будущее?
— Ты все преобразил… я даже не ожидала…
— Преобразил в лучшую сторону?
— Да, да! — воскликнула она с таким жаром, что к нему снова вернулась надежда.
Он правильно поступил!
— Я так хочу, чтобы у нас с тобой все получилось, Эрин!
— И я тоже.
— Значит, так и будет, — уверенно заключил он.
Питер едва удержался, чтобы тут же не обнять Эрин и не овладеть ею прямо здесь, на дорожке в парке. Его остановила лишь мысль о плачущем от голода Джеке. Он схватил Эрин за руку и, пока они шли к дому, не отпускал, весь горя от желания.
В детской их встретила няня с Джеком на руках. Она похлопывала малыша по спинке, чтобы он не хныкал. Эрин поспешно сбросила вуаль, расстегнула молнию на платье, и лиф упал вниз. Сняв белый кружевной бюстгальтер, она подошла к креслу-качалке. Все это она проделала спиной к Питеру. Взяв полотенце, висевшее на подлокотнике кресла, Эрин набросила его себе на плечо и села, протянув руки к сыну.
Няня передала ей ребенка, и Джек с такой силой мгновенно присосался к груди, словно от этого зависела его жизнь. А Питер подумал: «Вот бы мне так же легко добиться Эрин, как это удается сыну».
Эрин раскраснелась. От неловкости, что он смотрит, как она кормит ребенка? Прежде он себе этого не позволял, боясь посягнуть на столь интимную сторону ее жизни.
Питер отпустил няню, сказав, что ее позовут, когда ребенок поест, и устроился в соседнем кресле. Конечно, раньше у него была и другая причина, чтобы не заходить в детскую во время кормления: наблюдать эротическую сцену, когда крошечные ручки теребят набухшую молоком грудь, было невыносимо до боли. Это странно и непонятно, но он ревнует к своему сыну. Вероятно, это потому, что у него очень давно не было близких отношений с Эрин.
— Он всегда такой голодный? — спросил Питер.
Голос от избытка чувств прозвучал глухо.
— Да. — Эрин бросила на него быстрый взгляд, в котором, как ему показалось, промелькнуло отчаяние.
Он взволновался.
— Тебе неприятно, что я сижу рядом?
— Нет.
Она очень скрытна, подумал Питер. Вероятно, это идет от детства — Эрин привыкла таким образом защищать себя от стресса из-за развода родителей. Питер все прекрасно понимал, но от этого легче ему не стало.
— О чем ты думаешь?
Эрин медленно отвела взгляд от Джека и посмотрела на Питера. В зеленой глубине ее глаз он прочел неуверенность. Сделав глубокий вдох, словно для храбрости, она произнесла:
— Питер, скажи, что ты до сих пор меня любишь. И не потому, что я — мать Джека, а просто… меня…
Питер был поражен. Она сомневается! Да разве всеми своими поступками он не доказал, что она ему нужна, что он не может жить без нее? Но, очевидно, Эрин не уверена в его ответе и поэтому больше не отваживается на него взглянуть, а все внимание переключила на сына: подняла его на плечо, потерла спинку, чтобы он отрыгнул, затем приложила к другой груди. И лишь тогда взглянула на Питера.
— Ты как-то спросила, ревнивый ли я. А я сказал, что нет. Но сейчас я ревную тебя к собственному сыну, потому что хочу быть таким же близким для тебя, как он, — с легкой усмешкой произнес Питер, с трудом владея собой.
Она опять покраснела. Но ему все равно, смутил он ее или нет — он выложил ей правду.
— Даже после того, как ты ушла от меня, Эрин, я не переставал хотеть тебя. Моя мать сказала, что у тебя должен быть замечательный склад ума, раз ты написала такие сказки. Мама прочла их все, и я тоже купил твои книжки и прочитал. Поэтому полностью согласен с мамой. Я взялся продюсировать фильм, надеясь, что тем самым завоюю тебя и ты снова меня захочешь.
У Питера так сильно сдавило грудь, что он не мог выдохнуть. А Эрин не сводила с него глаз, тревожных глаз, которые, казалось, молили: «Говори еще!»
— Затем… Джек. Это меня едва не сломило. Ты решительно выбросила меня из своей жизни, а я имел право знать о ребенке… о нашем ребенке. — Он подался вперед. — Не объяснить словами, что я тогда почувствовал. Я знаю, что потом использовал Джека самым бесстыдным образом, чтобы заполучить тебя. В то время мне было безразлично, нужен я тебе или нет. Я хотел, чтобы и ты, и Джек жили со мной, и был готов сделать для этого что угодно.
— Я рада, Питер, — вдруг произнесла она.
