Рюдигеру Поммеренке трудно справиться с волнением. И немудрено – его ожидает блестящая карьера. Никто еще не становился в их «конторе» начальником отдела в тридцать семь лет. Он старается придать лицу серьезное, внимательное выражение, но глаза туманит радость. Как бы между прочим Штофферс упоминает и о том, что в связи с новым назначением Рюдигер Поммеренке получит чип регирунгсдиректора.
– Каковы ваши планы на будущее?
Вопрос Штофферса возвращает Рюдигера на землю.
– По-моему, наши организационные резервы еще не исчерпаны. Можно улучшить взаимодействие с отделом госбезопасности. Стоит подумать и о том, что есть ряд признаков, которые позволяют без особых усилий выявлять леворадикальные элементы, – объясняет Поммеренке, который при всей сдержанности в присутствии Штофферса уже почувствовал себя начальником отдела. – Нужно усилить наблюдение за высшей школой. Соответствующие контакты уже задействованы. Например, мы получаем интересующую нас информацию – фамилии кандидатов в выборные органы университетского самоуправления. Вы указали на обострение идеологической борьбы, и мне в этой связи кажется, что необходимо обратить особое внимание на дипломные работы и диссертации. Марксисты почувствовали силу и не маскируют свои взгляды в научных трудах. Распознать их можно даже по фразеологии.
Поммеренке все больше увлекается. Именно этим вопросам он отдавал последнее время много сил:
– Пожалуй, заслуживают большего внимания и другие симптомы. Взять хотя бы наклейки с лозунгами на автомашинах. По ним сразу видны политические симпатии владельцев, легко выделить круг интересующих нас лиц. Скажем, такая наклейка – «Атомная энергетика? Спасибо, нет!» Установить личность владельца автомашины совсем несложно. А это дает возможность широкого охвата.
Рюдигер налил кьянти в оба бокала и, глядя на собеседника, торжественно произнес:
– Ваше здоровье, господин Штофферс!
Разговор прервал официант, принесший мороженое. Судя по всему, Штофферсу оставалось что сказать.
– Каково ваше мнение о нынешней либерализации по отношению к левым радикалам, вы ведь у нас эксперт в этом вопросе? – поинтересовался он, когда официант отошел от столика.
Из газет и по служебным совещаниям Поммеренке хорошо знал, что Штофферс и его друг, бывший бургомистр, высказываются о либерализации крайне скептически.
– Думаю, это ошибка. Говоря их языком, мы сами потворствуем нашему классовому врагу. При всей спорности закона о радикалах он ограничил их организационные возможности и дал острастку тем, кто им симпатизировал. Если же теперь закоренелые коммунисты смогут стать учителями, а значит – государственными служащими, то их сторонники активизируются, восприняв это как своего рода стимул.
Поммеренке хорошо усвоил урок, Штофферс казался довольным:
– Рад, что вы как эксперт разделяете мою точку зрения. Вам, вероятно, известно, что я пользуюсь некоторым влиянием в определенных кругах социал-демократов. Там думают так же, но специалист вроде вас умеет точно сформулировать проблему. Мне хочется кое-что сообщить вам, но прошу о сугубой конфиденциальности, ибо тема весьма взрывоопасна. Правда, вы не член нашей партии, но в данном случае это даже упрощает дело.
Теперь Штофферс показался Рюдигеру совсем другим.
Перед ним сидел не просто приятный собеседник, а серьезный и твердый человек, трезвый политик.
– Можете во мне не сомневаться, – заверил его Поммеренке. Он умел ценить доверие таких людей, как Штофферс. В подобных случаях сохранение конфиденциальности – дело чести.
– Итак, как известно, значительная часть моей партии не одобряет либерализации. Мы считаем, что назрела необходимость заострить некоторые проблемы, чтобы показать, насколько ошибочен этот путь.
Пока Рюдигеру не удавалось догадаться, какая роль уготована ему.
– Кое-что предстоит подготовить, – продолжал Штофферс. – Сенат должен рассмотреть несколько дел. Они довольно разные. В двух случаях речь идет о приеме на работу, далее предлагается одно повышение, а главное – будет обсуждаться возвращение статуса государственных служащих трем отъявленным экстремистам с отменой увольнений, произведенных несколько лет назад. Процедуры обычные, каждое из дел уже прошло свой путь по соответствующим демократическим инстанциям. Тем не менее я подумал, что вы могли бы изучить свежие данные по всем шести делам и порекомендовать, в каких случаях наше наступление обещало бы успех. Даже если это будет одно-единственное дело, мы попытаемся превратить его в орудие борьбы с ошибочной политикой либерализации.
Всего-навсего. Что ж, новоиспеченный начальник отдела Рюдигер Поммеренке рад сослужить такую службу для своего шефа.
– Но учтите, следует поторопиться. Как я уже сказал, дела прошли почти все инстанции.
Поммеренке пообещал дать свои соображения через две недели. Штофферс заверил, что завтра же утром лично сообщит ему все шесть фамилий.
Продолжая беседу, они закончили обед. Штофферс расплатился и откланялся, сославшись на занятость. А Поммеренке вернулся на работу в отличнейшем настроении.
4
В гимназии Рюдигера звали уже не Рюди, а по фамилии – Поммеренке. Учителя предпочитали обращаться к ученикам по фамилии, чтобы соблюдать должную дистанцию.
Ребята же придумывали друг другу прозвища, в которых обыгрывались какие-либо индивидуальные особенности. Позднее, когда учиться стало труднее, прозвища сделались более злыми. Например, Клауса Мейснера, у которого глаза были чуть навыкате, прозвали Рыбий глаз. Точнее, кто-то однажды поддразнил его, потом эта кличка так и пристала к нему на все школьные годы.
