— О, разумеется! — возвела Нора глаза к потолку. — У меня даже в мыслях не было плохо отзываться о них. В конце концов, каждому человеку суждено прожить собственную жизнь. Главное, чтобы он делал это достойно… Проблема в другом. Пришла пора исправлять ошибки. Правда, относится это в основном ко мне… — Нора машинально поднесла к губам бокал и, обнаружив, что он пуст, вновь поднялась с дивана.
Пока она манипулировала с бутылочками из коробки, Дженни усиленно соображала. Смысл последней фразы элегантной Норы Фаррингтон остался для нее не совсем ясен, но сейчас ее интересовало другое.
— Выходит, вы моя…
— Тетка. А ты приходишься мне племянницей. Такие вот дела…
Дженни кивнула, пытаясь усвоить информацию. Позже, оставшись в одиночестве, она хорошенько все обдумает.
— А… сэр Блэквуд? — осторожно спросила она. — Вы отозвались о нем в прошедшем времени. Могу я узнать почему?
— Не только можешь, но и должна. Вообще, дорогая, ты вправе задавать любые вопросы. — Нора подняла заново наполненный бокал. — Твое здоровье! — После доброго глотка она продолжила: — Бедняги Джорджа нет на свете уже более двадцати лет. Его не стало в восьмидесятом году. Славный был человек, упокой Господи его душу! — Нора еще разок отхлебнула из бокала, затем тяжело оттолкнулась от стола и двинулась к дивану. Попутно она смахнула широким рукавом кимоно на пол одну пустую бутылочку, но не обратила на это никакого внимания.
Дженни различила на маленьком сосуде наклейку виски «Баллантайнз». Подняв взгляд, она увидела на столе бутылочки из-под рома, джина и сотерна. Судя по всему, в бокале новоявленной тетушки плескалась адская смесь!
— Выходит, сэр Блэквуд скончался в том самом году, когда я родилась, — задумчиво произнесла Дженни спустя минуту.
— Более того, в тот самый день, — сказала Нора, устраиваясь поудобнее. — Только твой отец не умер, а погиб. Да, дорогая, — кивнула она, поймав взволнованный взгляд вновь обретенной племянницы. — Ты не представляешь, какая жуткая была катастрофа! Пассажирский поезд столкнулся ночью с локомотивом. И произошло это у самого железнодорожного переезда. Два вагона сбросило с рельсов и понесло прямо на шоссе, где стоял наш автомобиль. Мы сидели в салоне, ждали пока пройдет состав. Джордж был за баранкой, Эстер и я — на заднем сиденье. — Нора на миг закрыла глаза, вспоминая кошмарную ночь. — Оглушительный грохот, скрежет и визг металла и несущаяся на нас темная громадина… Мы бы никогда не оказались на том шоссе в глухую ночь, но у Эстер начались преждевременные роды, и Джордж решил незамедлительно везти ее в Бирмингем, в частную клинику. Обычно дорога из Блэквуд-холла в город занимает минут сорок, но в тот день… Нас с сестрой — да, собственно, и тебя, девочка, — спасло лишь то, что мы сидели сзади. Хотя у Эстер случилось сильнейшее сотрясение мозга и немного пострадало лицо. Меня задело осколком выбитого лобового стекла. — Нора провела пальцами повыше локтя правой руки. — А Джорджу довелось принять основной удар. Бедняга еще жил несколько часов и скончался в Хэмпстере, ближайшем населенном пункте, где находилась больница, в которую нас всех вскоре доставили.
— Мэнди рассказывала мне, сколько пострадавших оказалось в той больнице, — вздохнула Дженни.
— Правда? А знаешь, я немного помню твою… как бы это выразиться… приемную мать. Ее внесли на носилках в родильное отделение вскоре после того, как туда же отправили Эстер. Светленькая такая, в пестром платье и жакете. Когда ее доставили, я находилась в коридоре, мне прямо там перевязывали руку. — Нора подняла бокал, посмотрела коктейль на свет, потом отпила глоток. — Не знаю, как бы я перенесла весь этот кошмар, если бы не фляжка виски, которую я предусмотрительно захватила с собой перед выездом, чтобы было за чем скоротать время в бирмингемской клинике, пока у сестры не закончатся роды. Так, периодически прикладываясь к горлышку своей «спасительницы», я и курсировала между двумя этажами: на верхнем Эстер, на нижнем Джордж. Потом из родильного отделения вышла акушерка и сообщила, что у моей сестры родилась девочка, но сама она в очень тяжелом состоянии, неизвестно, выживет ли. К тому времени я уже знала, что Джордж скончался.
Скоро начало светать, а на меня нашла какая-то апатия. Наверное, это была реакция на переживания той кошмарной ночи. Вдобавок фляжка быстро опустела. Я связалась по телефону с частной клиникой в Бирмингеме и вскоре за Эстер и ребенком прислали санитарный вертолет. Ожидая его прибытия, я попросила девушку-практикантку из родильного отделения — остальные врачи и медсестры всю ночь были заняты — принести мне все необходимые справки. Она отдала бумаги, и мы с ней отправились в палату новорожденных. Там девушка вынула ребенка из кроватки с табличкой, на которой значилась фамилия «Блэквуд». Оказалось, что младенца нужно перепеленать. Пока практикантка этим занималась, я присела в углу на стул — меня уже ноги не держали — и допила последний глоток виски. А тут слышу, как девчонка эта говорит: «Какой хорошенький у вас мальчик… Крепыш!».
Признаться, я как-то не сразу уловила смысл сказанного. Лишь потом, когда мы уже в вертолете летели, задумалась: почему это практикантка нашу малышку мальчиком назвала? Кое-как вынула одной рукой — на другой младенец у меня лежал — бумаги из сумки, прочла написанное. Все сходится: фамилия, женский пол и остальное. Почему же мальчик? И тут такая усталость на меня навалилась, такое отчаяние… Джордж умер, Эстер едва жива. Как выкарабкается, придется сообщить ей о смерти мужа. А тут вдобавок с младенцем недоразумение…
Потянулась я за фляжкой, но вспомнила, что там нет ни капли. Тогда я сунула бумаги поглубже в сумку, решив пока шума не поднимать. Пусть сначала Эстер выздоровеет. Потом вспомнила, что новорожденным на запястье бирку надевают, и принялась потихоньку сверток разворачивать. Кое-как до одной ручки добралась — к счастью, на ней бирка и оказалась — и даже развязала тесемку, но тут врач, прежде осматривавший Эстер, взял у меня ребенка. Так бирка в одеяльце и осталась. Она до сих пор у моей сестры хранится. Эстер думает, что в сумятице, которая царила в тот жуткий день в хэмпстерской больнице, кто-то что-то напутал и указал на бирке неправильные данные. Ей до сих пор невдомек, что на самом деле подменили младенцев. — Нора умолкла, задумчиво вертя в руке бокал. — Чего я никак не пойму, так это почему Мэнди не стала разыскивать своего ребенка.
— Потому что боялась вызвать гнев мужа, — грустно усмехнулась Дженни. Вкратце передав рассказ Мэнди, она спросила: — А зачем вам понадобилось разыскивать меня по прошествии стольких лет?
— Потому что эта история всю жизнь не дает мне покоя. И из-за Эстер, конечно. Сначала я не хотела волновать выздоравливающую сестру, а потом оказалось поздно. Но в последнее время с Эстер творится что-то странное. Ее словно точит изнутри какой-то червь. Порой она бывает невыносима… — Нора потерла лоб пальцами. — Я говорила, что во время катастрофы пострадало ее лицо?
Дженни кивнула.
— Так вот, шрамы на лбу и скуле не только сильно удручали ее, но иногда просто приводили в ярость, — продолжала Нора. — Разумеется, на месте Эстер любая женщина не находила бы себе покоя, так что я не могу ее осуждать. Началась серия пластических операций. Когда хирурги привели лицо Эстер в нормальный вид, она надолго успокоилась. На добрый десяток лет. Но, когда начали проявляться первые признаки возрастных изменений, Эстер снова потеряла покой. Догадываюсь, чего ей хочется: остаться вечно молодой. Сколько новомодных диет она перепробовала, не счесть! — Нора сокрушенно покачала головой. — Мне самой нравится хорошо выглядеть, но для Эстер это словно наваждение, просто идея фикс, да и только. Постепенно все свелось к тому, что большую часть времени она стала проводить в дорогих косметологических клиниках. Но каждый раз результат удовлетворял ее лишь на некоторое время. Несколько месяцев, в лучшем случае полгода — и все начиналось сначала. Недавно Эстер объявила, что снова готовится к многоступенчатой операции. Липосакция, подтяжка кожи на лице, коррекция формы груди, ягодиц, чего-то еще. Плюс гормональная терапия. Все бы ничего — если Эстер готова терпеть подобные мучения, так тому и быть, — но год назад у нее определили начальную стадию диабета. — Нора взглянула на Дженни. — Ты медик, так что не мне тебе объяснять, чем грозит подобный диагноз при хирургическом вмешательстве.
— Затянется заживление в местах разрезов, — сказала Дженни. — Возможны осложнения и даже…
