такой страх? Хэл сидел, натянув на себя тонкое одеяло и прислонившись к стене камеры, поддерживавшей его в этом положении. И к нему постепенно пришло осознание того, что различие, которое он почувствовал, заключалось в состоянии его ума и воли, а не тела.
Когда Барбедж обозвал его псом Армагеддона и бросил здесь умирать, то где-то в глубине своего сознания Хэл отметил долю правоты в подобном отношении к нему этого милицейского чина. Барбедж – он именно таков. Его вера, хоть и изуродованная, была искренней. Послушав Блейза, он пошел за ним, и тот его использовал. А случилось это только потому, что Барбедж поверил, будто Блейз говорит устами того самого бога, в которого верит он, Барбедж. И этим он отличается от многих других сторонников Блейза, страшащихся и боготворящих его самого.
Какой бы извращенной ни казалась такая вера, она тем не менее обладала достаточной силой, ослабившей Хэла и чуть не приведшей его к смерти. Но в последние часы своих лихорадочных видений и снов-воспоминаний он открыл убедительную причину, по которой не может допустить сейчас своей смерти: ему необходимо сделать несколько дел. И главное из них – это перевести в конкретную и осознаваемую форму обнаруженные им в подсознании доводы, свидетельствующие о необходимости его собственного выживания. Он мысленно вернулся к прошлым событиям.
Сначала, после разговора с Барбеджем, путешествие в область понимания не вело его к выживанию, а, наоборот, уводило прочь от него. В своем первом сне он, прикованный к горному склону, медленно погибал под безжалостным и неотвратимым потоком логики Блейза. Во фразах Блейза содержался тот самый аргумент, который Мильтон вложил в уста сатаны в «Потерянном рае»: «Я выше, чем любая из идей – как рая, так и ада».
И в этих словах заключалась правда. Но только относилась она не исключительно к Блейзу и ко всем Иным, а к любому человеку, не побоявшемуся встретиться лицом к лицу с величием. Слабость всех аргументов Блейза обнаруживалась как раз в том, что он отрицал такую универсальность. Изолированность, о которой говорил Блейз, действительно возникала, Хэл ощутил ее во время пребывания на Коби. Но он сам же ее и создал. И для того чтобы перестать обращать на нее внимание, вовсе не обязательно прийти к логическому пониманию ее происхождения. Любой достаточно верующий человек способен не тяготиться своей изолированностью без всякого ее осмысления, так же как Джеймс Сын Божий не размышлял на тему о ценности своей личности, когда добровольно пошел на смерть.
Доводы Блейза, точно так же как и избранный им путь, служат исключительно личным, эгоистическим интересам, ему чужды другие устремления, тоже личные, но более возвышенные, ведущие к росту не только собственного благополучия, но и благополучия всего человечества. Именно человечество и есть ключ ко всем проблемам. Вернее, не само оно, как таковое, а представление о нем как о едином организме, озабоченном своим собственным выживанием и делящим самого себя на группы единомышленников, соперничающие друг с другом. Это, в свою очередь, позволяет выявить самые сильные места и указать наилучшее направление дальнейших действий для его развития. Человечество-организм относилось к своим отдельным частям как к не имеющим большой важности и допускало возможность их утраты, создавая переплетение исторических сил с неизменно устремленной вперед равнодействующей созидания, двигающей и контролирующей всю огромную людскую массу. А эту людскую массу, словно стадо оленей, изначально направляли силы, которых она не понимала и которые подгоняли ее к пребывающим в ожидании охотникам в красных шапках. Сост и Джон Хейккила, Хилари и Годлан Амджак – фермер, надеявшийся после бесед с Сыном Божьим обрести уверенность в будущем, но так и не обретший ее, – все они оказались вовлеченными в многочисленные группы, шедшие различными путями и враждующие друг с другом, но в конце концов составившие всего два лагеря: Иных и тех, кто им противостоит.
А он принадлежал как раз к последним. Внезапно Хэлу стало ясно, что именно благодаря осмыслению этого факта он обрел сейчас новые силы. Теперь он знал, кто он. Когда-то у края одной могилы он дал слово посвятить себя этому противостоянию, и свое теперешнее положение ему следовало воспринимать просто как реализацию давнего обещания.
Вся его теперешняя жизнь, сколько он ее помнил, вплоть до последнего момента пребывания в этой камере, понадобилась для того, чтобы ему открылся и стал ясным этот путь. Хэл видел его теперь представленным в аллегорической форме – как путь к башне из своего сна, которая, как шептало ему все еще не познанное и таящееся от него прошлое, могла оказаться не видением, а реальностью. Только реальностью иного порядка, чем он сам, находящийся сейчас здесь.
Но именно здесь и сейчас существует он в нынешнем времени. И поэтому первое, что он должен немедленно сделать, это перевести подсознательное и аллегорическое восприятие дальнейшего пути в четкое и логическое понимание всех реальных сил, мешающих ему добиться конечного результата, главной цели его жизни. Он весь сосредоточился на попытке такого перевода. Представление человечества в образе единого существа, некоей примитивной личности с ее собственными инстинктами и запросами, из которых главный – это инстинкт выжить как единое целое при готовности пожертвовать отдельными своими частями в ходе бесконечного экспериментирования ради удовлетворения этого инстинкта, объясняло все дальнейшее.
Подобное экспериментирование должно было происходить непрерывно с тех времен, когда животное- человечество стало осознавать само себя. Стремление развивать через свои элементы – отдельных представителей человеческого рода – сначала интеллект, а затем позднее технологию, несомненно, являлось результатом действия этого инстинкта. Сюда же следует отнести и предпринятые в двадцатом веке первые попытки человечества выйти за пределы своей планеты-колыбели на просторы космоса в неосознанных еще поисках нового жизненного пространства, а также возникновение Осколочных Культур, каждая из которых сама явилась экспериментом по выявлению жизнеспособности разновидностей человеческой расы во внеземной окружающей среде. И наконец, последнее – появление Иных.
Он понимал теперь, что отнести Иных к результатам экспериментов позволяет их потребность подчинить себе всех остальных людей. В этой потребности лежит путь к ответу на вопрос, почему вообще животному- человечеству понадобилось их порождать. Блейз сам ответил на этот вопрос здесь, в этой камере. Можно по-разному воспринимать Иных, но двух присущих им признаков отрицать невозможно. Они принадлежат к роду людскому, со всеми свойственными людям потребностями и стремлениями, включая и постоянное стремление иметь больше, чем у них уже есть. И еще они очень хорошо понимают, что их слишком мало, следовательно, они не могут допустить, чтобы остальная часть человечества осознала, насколько уязвимыми делает их эта очевидная малочисленность. Единственный способ избавиться от такой уязвимости заключается в установлении абсолютного контроля над всеми людьми; а подобный контроль достижим лишь в условиях единой, неизменной и однородной культуры. Только такая культура, в которой все элементы остаются постоянными, строго обозначенными и застывшими, может освободить их от необходимости опасаться тех, над кем они властвуют, и развязать им руки, чтобы они смогли наконец насладиться своим естественным превосходством над большинством населения обитаемых миров.
Чтобы добиться всего этого, у Иных имеется только один путь – привести человечество в состояние полного застоя, положить конец длительному инстинктивному прогрессу цивилизации. Остановить развитие истории. Сделать это можно, устранив или обезвредив людей, представляющих опасность тем, что они могут никогда не согласиться с прекращением развития цивилизации и, таким образом, займут позицию конфронтации.
Сила Иных заключается, безусловно, во-первых, в их харизматических качествах, а во-вторых, в том,
