или клопы, которые могли заразить меня какой-нибудь тропической болезнью. Я закурил сигарету стоя и принялся расхаживать по комнате. Возмущение арестом Анетты Жераес мешало мне думать о собственном положении. За стеной бесновалась тропическая гроза. Удары грома грохали один за другим, на окошечко моей камеры, казалось, низвергался водопад.
Через полчаса полицейский-квартерон отпер дверь и велел мне идти за ним. Он ввел меня в кабинет комиссара, полнолицего, с усиками и в очках. Комиссар сидел за массивным широким столом. В Бразилии вы встретите все цвета и оттенки человеческой кожи. Комиссар был ненамного светлее квартерона, но только лютый расист мог бы обвинить его в примеси негритянской крови. По одну сторону от него сидел чиновник с пишущей машинкой, по другую – арестовавший меня мулат в белом костюме. Комиссар указал мне на кресло и сказал вежливо:
– Прошу, сеньор!..
На этот раз я не медлил, опасаясь, что мулат еще раз применит свою полицейскую хватку. Усаживаясь в кресло, я заметил на столе свой бумажник и документы. Комиссар протянул их мне.
– Ваши документы и деньги! – сказал он.
– Пересчитайте их! – вмешался мулат.
Я посмотрел на него презрительно и холодно, как человек, который не желает слушать советов грубияна. А комиссару сразу же ответил вежливым испанским «благодарю» и спрятал деньги, не пересчитывая. Комиссар говорил по-испански так же, как многие болгары по-русски – с уверенностью, превосходящей его знания. Но все же мы понимали друг друга.
– Объясните причины, которые заставили вас проникнуть на территорию Бразилии без визы, – обратился он ко мне.
Я начал со своего имени, затем перечислил комитеты, членом которых состоял, и торжественно завершил словами: «Director del instituto anatomico en Sofia».[1] Чиновник тут же начал довольно медленно, с грехом пополам, отстукивать мой ответ на машинке. Бразилия не богата грамотными людьми, и этот помогал себе, предварительно повторяя за мной каждое слово по слогам.
– …del que?[2] – запнулся он. – Del instituto atomico?[3]
Я возмущенно его поправил.
В ответ на каждый названный мною титул комиссар мрачно кивал головой и с упреком взглядывал на мулата. Я давно заметил, что известность анатомов зиждется больше на их титулах, чем на научных трудах. Анатомия – весьма древняя и подробно изученная наука. В ней нет места для эпохальных открытий. Большая часть читателей не подозревает, что любой труд самого знаменитого анатома разрабатывает детали, которые интересуют не больше трех других анатомов во всем мире.
Затем я сказал, что знаю Анетту Жераес по конгрессу в Сантьяго и что я попросил ее купить для меня килограмм бразильского кофе. Я заявил, что считаю этот инцидент с моим арестом печальным недоразумением и ожидаю немедленного освобождения, как своего, так и Анетты Жераес. В заключение я попросил, чтобы до порта меня проводил какой-нибудь порядочный полицейский, а не разнузданные агенты, которые своей грубостью компрометируют страну и федеральную полицию. Произнося последние слова, я метнул еще один гневный взгляд на мулата.
Тропическая гроза прошла, и на улице снова сияло солнце. В окно я видел, как быстро сохнут глянцевитые мокрые листья пальмы. Я снял очки и стал по привычке их протирать – я, дескать, высказался и больше не желаю тратить время.
Комиссар смотрел на меня несколько обескураженно.
– Вы знаете анатома Да Косту? – спросил он вдруг.
Озабоченный участью Анетты Жераес, я чуть было не ответил, что не знаю этого анатома. Но тут же сообразил, что комиссар наверняка видел адрес Да Косты в моем блокноте и что ложь может мне только повредить.
– Знаю, разумеется, – ответил я с видом человека, который пьет свой послеобеденный кофе. – Да Коста – один из самых знаменитых анатомов в мире и пользуется огромным уважением в нашей стране.
– Вот как! – воскликнул комиссар.
– Каждый образованный человек у нас знает имя Да Косты. Лично я переписываюсь с ним десять лет.
Интерес комиссара все возрастал. Чиновник старался успевать печатать мои ответы, но у него не хватало сноровки. Мне приходилось их повторять.
– Я считаю это большой честью для себя, – продолжал я, досадуя на то, что из-за медлительности чиновника весь мой пафос пропадает впустую. – Мы не уважаем только тех ученых, которые проповедуют хромосомную теорию и расизм.
– Я тоже не люблю расистов, – заявил комиссар, смущенно поглядев на свои руки с темной тыльной стороной и розовыми ладонями. – Но вернемся к предмету нашего разговора. Вы имели намерение увидеться с профессором Да Костой?
– Разумеется… Я хотел обменяться с ним мнениями по ряду вопросов, которые живо интересуют нас обоих.
Чиновник совсем запутался, комиссар помрачнел, а хмурое лицо мулата осветилось ехидной улыбкой. Я понял, что совершаю какую-то непонятную мне ошибку. Но в нашем обществе анатомы пользуются большим уважением, и поэтому я не сомневался, что в Бразилии дело обстоит так же. Я думал, что авторитет профессора Да Косты не только заставит федеральную полицию передо мной извиниться, но и рассчитывал на его помощь в освобождении и прелестной Анетты Жераес, которая не была анатомом.
– А почему вы не стали искать профессора Да Косту по адресу, записанному у вас в блокноте? – спросил комиссар.
Я горько улыбнулся.
– Почему, сеньор… Согласитесь, что ваш грубый агент отнял у меня всякую возможность сделать это.
