почти год назад встречали дедушку. Зоя выглядела ужасно: цвет лица был серый, волосы вылезали клочьями, скулы заострились, ногти ломались и слоились, мягкая девичья грудь пропала… Гена подавил стон, который вызвал у него вид дочери, а Зоя, услышав отца, оглянулась. Огромные черные глаза затянули Геннадия в омут, и ему вдруг захотелось утонуть в этих озерах, вобрать в себя все то, что несет эта родная для него бездна. Где-то в глубине души зашевелилось что-то знакомое, и мужчина вдруг вспомнил ту всепоглощающую страсть, которую он испытал в тот далекий вечер с Инной. Именно эта черная бездна увлекла его в пучину чувственности, в результате которой сейчас под сердцем его жены растет малыш. Испугавшись собственной реакции на взрослый взгляд дочери, Покровский тряхнул головой и заставил себя вернуться в ту реальность, в которой его больная девочка с трудом стояла возле кровати.
Мужчина подошел к дочери, поднял ее на руки и вместе со своей бесценной ношей пошел к машине. Им предстояла дорога домой, во время которой отец рассказал дочери об особенностях ее заболевания и о том, что ей предстоит проходить лечение в далекой Америке. Девушка молча выслушала информацию и ничем не выдала своих эмоций. А может, этих эмоций у нее и не было…
Зою встретили все члены семьи и окружили со всех сторон, а девушка смотрела только на выпирающий живот мачехи – она до сих пор не знала о том, что женщина беременна.
– Отец, отнеси меня в мою комнату, – слабым голосом произнесла больная, не желая видеть подтверждение того, что ее обожаемый папа отдает свою любовь и страсть другой женщине.
– Хорошо, малышка, – согласился Гена. – Сейчас ты передохнешь, а потом мы будем обедать.
– Я не голодна, – ровным голосом ответила дочь и отвернулась наконец от Инны.
– Но тебе нужно немного поесть, – мягко настаивал Покровский.
– Давай я покормлю тебя, – предложил добрый Арсений. – Мы с тобой чуть-чуть поедим, всего пять ложек, а потом я тебе почитаю какую-нибудь книжку.
Зоя смутилась, но согласно кивнула головой.
Через час в комнате девочки сидели Гена и Арсений. Оба по очереди кормили свою Зайку и развлекали ее интересными рассказами. Девушка смогла проглотить только три ложки. Потом она расплакалась: «Я больше не могу».
Грустный отец отставил тарелку в сторону и поцеловал холодные тонкие пальчики дочери, а брат стал гладить острые коленки бывшей красавицы и успокаивать ее:
– Ничего страшного, не плачь. Ты просто устала. Сейчас ты немного отдохнешь, а потом мы снова покушаем.
Геннадий с любовью посмотрел на своих детей, таких разных, но тем не менее очень родных, и порадовался, что между братом и сестрой все-таки возникла та душевная связь, которая должна быть между родственниками. Поцеловав дочь и потрепав сына по голове, отец вышел из девичьей спальни и пошел к жене.
Арсений остался в комнате. Он любовался девушкой, лежащей рядом с ним, его не смущала ее болезненная худоба, поредевшие волосы, поломанные ногти и потрескавшиеся губы. Молодой человек видел лишь черные бездонные глаза, полные какой-то тайны и женской притягательности. Сейчас, когда он знал правду о Зойкином происхождении, он замечал за собой, что все чаще и чаще думает о сестре как о девушке, его чувства к ней совсем не похожи на родственные.
– Тебе папа сказал про Америку? – поинтересовался молодой человек.
– Ну да, – безразлично ответила сестра.
– И что ты думаешь? – продолжал расспрашивать Арсений.
– Мне все равно, – тем же тоном произнесла девушка.
– А мне нет, я буду очень скучать по тебе.
Зоя подняла глаза и улыбнулась брату: все-таки он очень похож на отца, только моложе.
Целый месяц Арсений ухаживал за девочкой. Почти круглосуточно мальчик сидел возле кровати сестры, читал ей книги, иногда даже учебники, кормил ее с ложечки, выносил на прогулки. Он помогал ей мыть голову, стараясь отвлечь внимание девушки от количества волос, покрывавших белую эмаль ванной. Когда Зоя спала или смотрела телевизор в гостиной, юноша брал учебники и готовился к выпускным экзаменам, хотя до них еще было время. Геннадий тоже проводил почти все свое свободное время с дочерью, сменяя Арсения на этом добровольном посту, но этого времени было совсем немного: работа, встречи и беременная Инна забирали почти все 24 часа в сутки. Зое доставались совсем крохи – час-полтора в день.
«Зачем я обманываю себя, – иногда думал Покровский. – Я бы мог проводить с Зайкой гораздо больше времени, но я так боюсь этого ее странного взгляда, направленного на меня, что просто теряюсь. Эта кроха вызывает во мне такие глубокие и сильные эмоции, что я просто не знаю, как себя с ней вести. Ничего, совсем скоро девочка уедет в Америку, и все чувства позабудутся, пройдут. И тогда мы снова станем счастливой семьей, такой, какой мы были до прошлого года».
Сторонясь дочери, отец не заметил и изменений в сыне: Арсений был явно влюблен в свою сводную сестру, влюблен пылко и страстно. Молодой человек был готов сделать для Зайки все, что она попросит, а девушка смело этим пользовалась. Каким-то внутренним женским чутьем Зоечка понимала чувства молодого человека и наслаждалась этой небольшой победой. Нет, Арсений ей не нравился совсем, но то, что он был сыном Гены и имел такое явное сходство с отцом, примиряло девушку с этими ухаживаниями.
В тот день, когда Геннадий привез домой паспорта с американскими визами и билеты на самолет, Инну положили в больницу.
– Геночка, – успокаивала жена мужа по телефону, – все будет хорошо. Сейчас нас поколют, а через две недели выпустят.
Инна говорила с мужем, а у самой сердце разрывалось от страха за своего малыша, который уже начал толкаться. Но тревожить мужа ей тоже не хотелось – он и так уже второй месяц ходил сам не свой из-за дочери.
– Я сейчас к вам приеду, – тоном, не терпящим возражений, сказал Покровский и начал собираться. Он зашел в комнату к дочери, чтобы сказать о том, что уезжает в больницу. Открыв дверь, он увидел Зою и Арсения, сидящих на кровати и разгадывающих кроссворд.
– Малышка, я бы очень хотел побыть с тобой, но мне придется уехать. Инну положили на сохранение, и я должен быть в этот момент рядом с женой. Завтра утром я приеду. Не грусти и покушай, хорошо?
Зоя подняла глаза на отца и ничего не сказала.
– Отец, не беспокойся, я покормлю Зайку, – сказал молодой человек. – Езжай к Инне и ни о чем не думай. Все будет в порядке.
– Спасибо, сынок. Малышка, спокойной ночи. Я тебя люблю.
Девушка опять молча посмотрела на Геннадия и отвела взгляд. Сказать ей было нечего.
– А вот и ужин, – произнесла Галина Павловна, внося поднос, на котором стояла тарелка с мясом и салатными листьями и стакан свежевыжатого сока.
– Я не голодна, – привычно ответила Зоя и снова занялась кроссвордом.
– Зайка, надо поесть, – вмешался Арсений. – Давай заключим сделку: ты съешь пять маленьких кусочков мяса, а я тебе расскажу одну очень интересную историю.
Зоя не хотела ни есть, ни слушать истории, но она знала, что молодой человек не отстанет от нее, пока не добьется своего, поэтому она решила сократить время обоюдной пытки.
– Хорошо, только давай историю ты мне рассказывать не будешь.
– По рукам, – весело ответил юноша и взял с подноса тарелку.
Зоя честно проглотила пять кусочков, которые ей подносил ко рту брат, и отодвинула рукой тарелку. Процесс поглощения пищи ее утомил, поэтому она грациозно откинулась на подушки и потянулась. Легкая футболка обтянула ее груди, которые крошечными холмиками вздымались в такт дыханию. Арсений как завороженный смотрел на истощенное тело, а потом слегка дотронулся до тонкого плеча девушки. Желание пронзило его, и он потянулся к ее влажным губам. Зоя не сопротивлялась, однако и не отвечала на ласки. Податливость Зайки свела с ума пылкого влюбленного, и он начал неистово целовать лицо и шею своей милой. Через несколько минут его рука ласкала девичьи груди и бедра, а потом опустилась вниз и проникла в святая святых женского тела. Не встретив отказа и в этом жесте, Арсений осмелел: он осторожно уложил Зойку на спину, снял с нее трусики и приник губами к впалому животу. Юноша покрывал поцелуями любимое тело, а потом быстро разделся и навис над юной любовницей. Арсений смотрел в огромные черные глаза
