Сказал это таким тоном, что я сразу успокоилась. Но когда через час готовила вещи к упаковке, нечаянно взяла в руки чековую книжку Яцека. И опять мое чутье подтолкнуло меня проверить, не снимал ли он в последние дни со счета крупную сумму. На корешке, датированном сегодняшним числом, значилась цифра 52 000 злотых. Я чуть не вскрикнула. Ведь хорошо помню, что всего на счету было чуть больше этой суммы. Значит, он забрал все. Зачем?.. Чтобы отдать этой женщине? Или хотел обеспечить себя на несколько месяцев жизни где-то за границей?..
Я никогда не провожала Яцека на вокзал, и сегодня не могла себе этого позволить, чтобы не разбудить его подозрений. И все же должна была там быть. Хотела убедиться, действительно ли он сядет в парижский поезд и будет ли сам, не едет с ней. Нужно было придумать какой-то повод. Однако в голове у меня все так путалось, что ничего толкового не приходило в голову. Оставалось надеяться только на дядю Альбина.
К счастью, на этот раз я застала дядю дома. Он сам открыл мне дверь. На нем был немного потертый, однако еще весьма элегантный халат. Поблескивая моноклем и белыми зубами, он поздоровался со мной так непринужденно, словно мы только, вчера виделись.
— Как поживаешь, малышка? Ого, какие роскошные меха! А фасон какой! Да и блеск чего стоит… (Ничуть не изменился. Всегда во всем разбирается и все замечает. Пусть там говорят о нем что хотят, а все же он великолепен — этого у него не отнимешь. Боже мой, да и кто из нас не имеет изъянов!)
Дядя усадил меня на диван и угостил вином. Сам, конечно, сел рядом — нарочно слишком близко. Иначе он не умеет. Но сейчас, когда мне нужна была его помощь, я, конечно, не могла позволить себе никаких неприятных для него движений.
— Как я догадываюсь, — вкрадчиво начал он, — ты пришла сюда не потому, что соскучилась. А жаль. Ты очень красивая. Наверное, твоя почтенная и немного ненормальная мамаша засматривалась на мадонну Бальдовинетти или на какого-нибудь гондольера. У них ведь там везде встречаются такие черные глаза и медные волосы. Ну правда же Бальдовинетти! Неужели тебе еще никто об этом не говорил?
— Нет. И я даже не знаю, комплимент ли это, я никогда не видела тот образ.
Дядя слегка коснулся моей руки.
— Ты видишь его, должно быть, по несколько раз в день — в зеркале. Так что считай сама, это комплимент или нет.
— Вы, дядюшка, действительно опасный мужчина, — улыбнулась я.
— Думаешь, до сих пор?
Я пригляделась к нему. Если не учитывать седину и морщины возле глаз и губ, он был мужчина в полном расцвете. Если бы не то, что я никогда не чувствовала влечения к пожилым мужчинам и что он меня (между нами говоря) немного пугает, то кто знает, не занялась бы я им серьезнее. Вот был бы скандал! Представляю себе, как выглядел бы папа!..
— Не до сих пор, а именно сейчас, — ответила я с хорошо обдуманной игривостью. Ведь мне нужно было заполучить его благосклонность.
Дядя засмеялся, весьма довольный. А затем — какой жест!.. Любой из менее опытных соблазнителей позволил бы себе при таких обстоятельствах какое-то продолжение. Он же — наоборот. Поднялся и, медленно наливая себе вина, некоторое время стоял ко мне спиной. Какое кокетство!
— Представь себе, — заговорил дядя доверительно, — что я действительно чувствую себя совсем молодым. Это даже немного беспокоит меня. Еще бы — «мужчине уже пятьдесят, а у него ни серьезности, ни степенности, а все лишь ветер в голове».
Я живо возразила:
— Что вы, дядя! Да у вас того ветра в голове никогда и не было. Вы же один из самых умных людей, которых я знаю. Потому я, собственно, к вам и пришла.
— Вот чудеса! — улыбнулся он. — Кажется, ты первая женщина, которая пришла ко мне в поисках ума. Других он меньше всего интересует. Но из этого я могу сделать вывод, что ты попала в какую-то беду. А?..
Дядя сел возле меня и пристально посмотрел мне в глаза.
— Ну, признавайся, — уговаривал он меня. — Наверное, этот твой скучный Реновицкий перехватил письмо, написанное тебе Тото?
Я почувствовала, как краснеют мои щеки. Откуда бы ему знать?.. Чтобы не выдать, что он меня поймал, я пожала плечами.
— Тото давно уже оставил свои ухаживания. Однако вы, дядюшка, таки угадали, что все началось с письма. Я обнаружила страшные вещи о Яцеке. Просто отчаяние берет…
— Ого, даже отчаяние? Он тебе изменяет?
— Хуже, дядюшка, гораздо хуже: он женат!
— Ну, наверно, моя дорогая, — притворно серьезным тоном сказал он, хмуря брови. — Это для меня не такая уж и новость. Правда, вы не соизволили пригласить меня на свадьбу, однако я знаю, что вы поженились.
— Ой, дядя, мне не до шуток! Яцек действительно женат на какой-то женщине.
Дядя кивнул.
— Хорошо, что хоть на женщине…
— Как это? — не поняла я.
— Могло оказаться, например, что он… того…
— Ну, дядя, это очень серьезное дело. И если вы мне не поможете… Я уж и не знаю, что мне делать! Давайте расскажу все по порядку… Вчера Яцек по рассеянности оставил на письменном столе открытое письмо…
Дядя прервал меня:
— Если оставил, то, значит, не придавал этому большого значения.
— Как раз наоборот. Это письмо для него чрезвычайно важно.
— Откуда ты знаешь?
Меня рассердило этот вопрос. Да и, наконец, это не относилось к делу.
— Потому что он вернулся за письмом и был очень обеспокоен, — ответила я.
— И о чем же говорилось в том письме?
— Ужас! Какая-то женщина писала Яцека как своему мужу.
И я пересказала дяде содержание письма как могла подробно.
Потом рассказала о дальнейшем поведении Яцека. Дядя выслушал меня внимательно, но не удержался, чтобы не обронить:
— Да, получается, что в нашей семье не только я паршивая овца.
На это я промолчала. Мне было обидно, что он так неделикатно затронул историю, о которой я предпочла бы не вспоминать.
Автор дневника не пишет здесь, что именно она имеет в виду. Поскольку многим читателям это место может показаться непонятным, я считаю своим долгом объяснить, что пан Альбин Нементовский за восемь лет до событий, описываемых его племянницей, был героем довольно неприятного судебного иска. Речь шла о совращении несовершеннолетней девушки, панны Л. 3., родители которой были очень возмущены. Пана Альбина приговорили к двум годам заключения. (Примечание Т. Д.-М.)
— А ты уверена, — спросил дядя, — что это письмо не какая-то мистификация?
— Абсолютно уверена.
— Гм, а может, его написал твой милый муженек сам, чтобы удостовериться, что ты не заглядываешь в его переписку?
— Да вы что, дядюшка! Разве Яцек способен на такие уловки?
— И то правда. Сдается мне, что он не очень сообразительный.
— К тому же письмо, несомненно, написано женской рукой. Нет, оно безусловно настоящее. Да и поведение Яцека еще больше убеждает меня, что дело весьма серьезное.
— Так, говоришь, он сегодня едет в Париж?
— Не знаю. Так он мне сказал. А я разве знаю, куда он едет. К тому же случайно узнала, что Яцек забрал из банка все деньги.
Дядя Альбин протяжного свистнул.
