Мягко, бля, стелет, как бы вставать жестко не пришлось…
В этот момент Джанашвили вернулся к общему столу и снова принялся убеждать воров в общей пользе своих будущих шагов.
В конце концов, после двухчасовых споров и объяснений, лидеры решили поставить точку в этом «базаре» и объявить, можно давать дальнейший ход действиям Нуги или нет. Во время голосования Джанашвили попросили выйти, а когда пригласили опять, он довольно заулыбался, услышав результат: из девятерых присутствующих авторитетов четверо высказались против его идеи,» и в итоге криминальная сходка решила: пусть Нуга делает как хочет, но с оговоркой: если что, он от разборки авторитетов не уйдет. Среди противников оказались Витя Камский, Семен Кирсанов, один из «консультантов» и Ник-Барабан, впервые добавивший в свою присказку три слова: «Мне, конечно, по барабану, но я против!»
Несмотря на оговорки, для Джанашвили это была победа. Конечно, символическая, но… это была победа нового криминала над старым. Разница между ними заключалась в том, что в отличие от недоучившихся старых «Воров в законе», которые по полжизни провели за колючей проволокой и, кроме воровских малин, ничего толком и не видели, новые зачастую имели высшее (чаще всего техническое) образование, были не чужды светской жизни, следили за модой и старались дружить со знаменитостями.
Новая криминальная формация была более цинична и жестока, не сентиментальничала и хорошо знала, чего она хочет, целеустремленно добиваясь заданных целей. И еще отличало многих новоиспеченных криминальных воротил от «старичков» то, что они как черт ладана боялись попасть на зону: нанимались самые известные адвокаты, платились бешеные залоговые суммы, применялись все меры устрашения к свидетелям и даже судьям, устраивались побеги за границу — лишь бы не оказаться за колючей проволокой. Почему? Потому что на зоне дутые воры в законе, то бишь «апельсины», быстро проверялись «на вшивость», что грозило многими неприятностями…
…С той встречи воровских авторитетов прошел ровно год, и в декабре 1996 года Нугзар Джанашвили приобрел статус неприкосновенности депутата Государственной Думы. С его деньгами и связями провернуть это было не так уж и трудно.
Весь предыдущий год нанятая им команда имиджмейкеров и рекламщиков делала из него «государственного человека». На его деньги они организовали множество интервью в самых солидных газетах, где Джанашвили делился с журналистами своими мыслями по поводу той или иной проблемы, стоящей перед Россией и перед теми, кто будет за него голосовать, — и для каждой проблемы у него находилось решение.
Множество листовок с его портретом и прилизанной биографией было распихано по почтовым ящикам или расклеено по району, где он баллотировался. В них Нугзар обещал своим избирателям золотые горы: настроить в районе школ и больниц, снизить цены на продукты, сделать рубль крепким и конвертируемым…
Язык у него был подвешен хорошо, и Нуга, несомненно, обладал незаурядным даром убеждения. Увы, таких, как он, велеречивых дельцов, пусть и без откровенно криминального прошлого, среди депутатов предыдущей Думы оказалось более чем достаточно.
Ничем не лучше для избирателей стал «независимый» депутат, говорливый и улыбчивый биржевик Яровой, рьяный поборник экономической свободы (для себя любимого). Пар его предвыборных речей благополучно ушел в свисток. А запомнится он своим наивным избирателям исключительно нежной дружбой с вечной пламенной контрреволюционеркой Ксенией Стародворской.
Обнищавшие из-за таких предпринимателей, как Нуга и Яровой, люди жаждали «экономического чуда» и рады были обманываться. Ни главный конкурент Джанашвили в его одномандатном округе — демократ из экономической элиты, ни еще один конкурент, представитель коммунистов, не смогли ничего противопоставить мощной избирательной кампании, в которую Нугзар вложил несколько сот тысяч долларов. В конечном счете -Джанашвили набрал около шестидесяти процентов голосов и достиг, чего добивался: стал депутатом.
Сразу же после избрания он вошел в одну из про-правительственных думских фракций, и она, учитывая большой вес Джанашвили в финансовой сфере, выдвинула его кандидатуру в заместители председателя комитета Госдумы по финансам.
О большем Нугзару и не мечталось. На новой должности перед ним открылись необозримые перспективы. Джанашвили быстро укрепил свои зарубежные связи и начал торговать Россией на полную катушку. Но через год, к досаде Нугзара, его международные махинации стали пробуксовывать: российская прокуратура наконец-то добралась и до него. Сначала у Джанашвили сорвалось выгодное соглашение с американцами о предоставлении кредитов для развития новых нефтяных месторождений. Кто-то настучал американцам о криминальном прошлом Нугзара и о том, что на самом деле все месторождения, упоминавшиеся в соглашении, — ноль, фикция, а деньги просто-напросто целиком должны были пойти в карман Джанашвили. Потом неожиданно на Лондонской фондовой бирже резко упали котировки ценных бумаг нескольких российских предприятий, которыми владел Нуга.
Потеряв миллионы долларов, Джанашвили взбесился. Он дал поручение начальнику созданной на базе своего основного «Эко-банка» охранной структуры найти человека, вставляющего ему палки в колеса. Через месяц на стол Нугзару лег доклад начальника службы безопасности: человек, от которого исходят все крупные неприятности, работает в Генпрокуратуре и занимает должность руководителя следственной группы в Управлении по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Российской Федерации.
Зовут этого человека Сергей Петрович Малютин.
Джанашвили приказал узнать о нем как можно больше, поскольку без такой информации все его проекты оказывались под вопросом… Люди Нугзара из секьюрити «Эко-банка» установили за следователем тотальную слежку. Вскоре Нуга уже смог перелистывать собранное на Малютина пухлое досье.
Оказалось, Сергей Петрович Малютин скромен в быту и всецело предан работе. Он имеет жену- домохозяйку и двух взрослых детей: парень учится в институте, а дочь оканчивает школу. Почти все свое свободное время Сергей Петрович проводит вместе с семьей в загородном доме, который построил пару лет назад в дачном поселке прокуратуры в Архангельском.
Вообще-то на следователя ничего существенного людям Нугзара накопать не удалось. Малютин работал, выбиваясь из сил, стараясь сдвинуть с мертвой точки громкие уголовные дела и заказные убийства, но ему постоянно приходилось сталкиваться с интересами могущественных чиновников из правительства и президентской администрации, и поэтому расследуемые дела тянулись многие месяцы, а то и годы.
Но вдруг Малютину улыбнулась удача. Швейцарская прокуратура, по каналам Интерпола, запросила у русских сведения о Лихачевском, по прозвищу Лихач, который спокойно жил себе в Женеве, одновременно руководя солнцевской группировкой в Москве (швейцарцам удалось подслушать телефонные переговоры, на основании чего они пришли к такому выводу). Генпрокурор поручил Малютину связаться со швейцарцами и предоставить им все материалы, имевшиеся на Лихача.
Лихачевский, наняв лучших швейцарских адвокатов, «отмазался», как он сам выражался, от «наветов желтой прессы на честного бизнесмена». Но швейцарцы, видя, что в их демократической стране с преступниками, подобными Лихачу, им не справиться, направили в Россию целый ряд накопленных ими материалов по связям русской мафии в Европе.
Это была настоящая бомба под российскую коррумпированную власть. В документах фигурировали фамилии самых высокопоставленных чиновников не только в правительстве, но и в самом Кремле.
Сергей Петрович почувствовал нервную дрожь в руках, когда впервые прочел несколько объемистых томов, предоставленных ему швейцарцами. В них были и тщательно документированные подробности о каналах по отмыванию денег российским криминалом, и номера счетов в швейцарских банках крупных государственных чиновников, и способы укрытия от налогов доходов от экспорта, и подпольная торговля оружием, наркотиками, нефтью, и — самое скандальное — подробное описание недвижимости, которой будто бы владела за границей семья Президента, и финансовых документов на многомиллионные счета…
Малютин понял, что, получив эти документы в свое распоряжение, он сам оказался сидящим на бомбе. Один неверный шаг, лишнее слово, утечка в прессу
— и ему несдобровать.
