свои идеалы.
И главное, зачем? Ведь герцог все равно не желает ее видеть!
Сегодня, на четырнадцатый день пребывания Мэри в лондонском особняке Уэстермира, на ней было черное шелковое платье с завышенной талией и пышными, по новой моде, рукавами. Кружевной ворот красиво обрамлял белоснежную шею. Свои золотистые волосы Мэри высоко взбила и стянула черньТми бархатными лентами. На белоснежной шейке на такой же ленте красовалась ониксовая камея в оправе из слоновой кости. Солнечные лучи играли в кудрях девушки, освещали правильное личико с полными чувственными губами, блистали в удивительных глазах. Мэри Фен-вик казалась воплощением элегантности и спокойствия.
Но это только казалось. До спокойствия ей сейчас было очень далеко.
— Сейчас у меня семнадцать платьев, — мрачно заговорила Мэри. — Самое первое герцогский портной сшил в первую же ночь и наутро вручил мне, а прежнее мое платье слуги отняли и сожгли.
Она тяжело вздохнула.
— Теперь у меня есть наряды для завтрака, для обеда, для ужина, для прогулок в экипаже — ума не приложу, зачем, если из дому меня все равно не выпускают! Ерунда какая-то, тебе не кажется? Что за дело герцогу до моих платьев? Но папа рассказывал, что, когда они с герцогом беседовали здесь в библиотеке, Уэстермир, не переставая, твердил что-то о «сумасшедших девицах, завернутых в отвратительное тряпье»! Я-то не жалела сил, взывая к его совести и разуму, а его, оказывается, интересовало только, во что я одета!
И Мэри снова испустила тяжкий вздох.
— Если хочешь знать мое мнение, милая Пенни, — продолжала она после недолгого молчания, — то пора взглянуть правде в глаза: мы проиграли. Подумай сама, — говорила Мэри, повышая голос и заметно волнуясь, — что я могу сделать? Тогда, в карете, этот ужасный человек меня просто не слушал — а сейчас не хочет видеть! Если бы не папочка, он, пожалуй, просто забыл бы обо мне!
— Мэри, не говори так! — с ужасом в голосе вскричала Пенелопа. — Не можешь же ты все бросить!
— А что мне остается? — Мэри налила себе еще чаю. — В разговоре с папой он заявил, что у него нет ни одной фабрики или шахты, а затем, не дав папе передохнуть, перешел к встречным обвинениям. Кричал, что «синие чулки» составили заговор против мужчин и хотят ниспровергнуть все устои английского общества. Похоже, он терпеть не может образованных женщин. А ты ведь знаешь, — продолжала она, пододвигая к Пенелопе новую чашку, — что истинная свобода для женщины немыслима без образования!
Разумеется, Пенелопа это знала: она ведь тоже читала гениальные книги Мэри Уоллстонкрафт.
— Может быть, он сумасшедший? — заговорила Мэри, прерывая молчание. — Весь этот бред о заговорах… И только сумасшедший на его месте стал бы отрицать, что владеет фабриками и шахтами в северо-западной Англии! Если это не так, откуда, спрашивается, у него такое состояние?
— Знаешь, Мэри, — задумчиво произнесла Пенелопа, — пожалуй, ты права. Тебе в самом деле лучше вернуться домой. Так ты ничего не добьешься! Ты уже две недели как в Лондоне, а герцог Уэстермир так и не соизволил тебя выслушать!
Мэри прикусила губу.
— Страшно подумать, сколько времени потрачено впустую! А ведь это время можно было бы употребить на помощь бедным… Да, как там Джонни Кобб? — с тревогой спросила она вдруг.
Пенелопа молчала, потупившись. Мэри побледнела.
— Боже мой, неужели наш ангелочек…
Ее подруга замотала головой.
— Нет, нет, он жив… пока. Но доктор Стек говорит, что надежды мало. Ведь бедный мальчик живет в полуразвалившейся лачуге, где сквозит изо всех щелей, спит на полу, а с тех пор, как отец его погиб в шахте, Джонни и его братьям и сестрам редко удается поесть досыта. Доктор говорит, в таких условиях чахотка убьет его за несколько недель.
Мэри Фенвик вскочила с места. Синие глаза ее заблистали решимостью.
— Нет, я не могу уехать! Вызов брошен, Пенни! Первый мой план провалился — не беда, придумаю что- нибудь другое!.. Но каков Уэстермир! Кто бы мог подумать, что на мой выпад он ответит собственным дьявольским ударом?
Поколебавшись, она все же выпалила:
— Представь себе, этот негодяй заявил папе, что намерен на мне жениться!
Пенелопа так и застыла с открытым ртом.
— Да, да, — продолжала Мэри, — об этом я тебе еще не рассказывала. И только послушай, в каких изящных выражениях этот благородный джентльмен изложил свое предложение будущему тестю!
«Ваша дочь, будь она трижды проклята, — так он начал, — опозорила меня на весь Лондон, погубила мою репутацию в клубе, сделала посмешищем при дворе. Будет только справедливо, если она разделит этот позор со мной. Все равно рано или поздно придется жениться, а чем отродье нищего попа хуже актрис, певиц и трактирных служанок, на которых женятся мои друзья?»
— Господи, — прошептала потрясенная Пенелопа, — что же все это значит?
— Папа был оскорблен до глубины души, — сурово говорила Мэри, — не столько даже за меня, сколько за свой священный сан. «Отродье нищего попа» — ничего себе! Папа сказал, что нисколько не удивится, если я отвечу отказом на предложение, сделанное в столь грубом и вызывающем тоне.
Она смолкла и подлила Пенелопе чаю.
— Да и с какой стати мне выходить за Уэстермира? Что в нем привлекательного? Огромный, как медведь, физиономия свирепая, характер бешеный… Разве к такому человеку можно испытывать возвышенные и нежные чувства, о которых мы с тобой столько читали? И вообще, я принципиально против брака! По-моему, это предрассудок, и больше ничего.
— Так он хочет на тебе жениться? — взвизгнула Пенелопа. — Мэри, о, Мэри, ты же станешь богатой! Подумай только, сколько денег ты сможешь употребить на добрые дела!
— Не искушай меня, Пенни, — нахмурившись, ответила Мэри. — Такие же вот безумные надежды и привели нас в Лондон. Чем это кончилось, ты видишь. Может быть, хватит с нас глупостей?
— Нет, послушай меня! — сверкая глазами, продолжала Пенни. — У знатных принято после свадьбы выделять жене крупную сумму денег, иногда — целое состояние. Я уверена, Уэстермир, не моргнув глазом, выдаст тебе несколько тысяч фунтов!
Мэри хотела огрызнуться, но Пенелопа все трещала, не слушая ее:
— А если это чудовище откажется тебя обеспечить, ты… м-м… как бы это… ну, в общем, обворожишь его и влюбишь в себя так, что он будет счастлив исполнить любое твое желание! У тебя получится, Мэри! Ты же самая красивая из нас троих! Вот увидишь, у тебя все получится!
Размахивая руками, Пенелопа пролила чай себе на платье, но была так увлечена своей идеей, что этого не заметила.
— Если же и это не поможет, — с жаром продолжала она, — ты превратишь его в раба страсти, а затем откажешься выполнять супружеские обязанности до тех пор, пока он не выдаст тебе крупную сумму!
Теперь пришел черед изумляться Мэри Фенвик.
— Пенни, ты серьезно? По-твоему, Уэстермир способен превратиться в «раба страсти»? Да легче поставить на колени самого дьявола! Говорю тебе, у этого человека нет ни души, ни сердца!
— Зато все остальное у него есть, — многозначительно ответила Пенелопа. — Не бойся, Мэри, ты с ним справишься! Ты же всегда мечтала пожертвовать собой за правое дело! Конечно, выглядит это не слишком красиво — а разве красиво было залезать к Уэстермиру в карету и его шантажировать? Но ведь ради благой цели же! Только представь: ты построишь новую больницу для доктора Стека, новую школу для папы, приют для престарелых…
Она всплеснула руками.
— Ах, почему я так мало знаю об отношениях между мужчиной и женщиной?! Как ужасно, когда тебе всего восемнадцать, и нет никого, кто мог бы поговорить с тобой на такую важную тему! Но… знаешь, Мэри, мне кажется, это не так уж страшно. Я имею в виду… м-м… физическую сторону. Просто позволь ему делать все, что он захочет, а сама в это время думай о чем-нибудь другом.
