нельзя было тут встретить: дамы короля Людовика XV танцевали с пажами Карла V, а в первой кадрили сошлись одновременно королева Елизавета Английская, маркиз де Лаи-цун, Агнесса Зоре и Людовик XIII.
Покуда в мастерской танцевали, некоторые из присутствующих гостей сидели на террасе и наслаждались чистым и свежим ночным воздухом.
Было уже одиннадцать часов, около одной из колонн, на террасе, сидел замаскированный, по виду еще молодой человек в костюме придворного времен Марии Стюарт.
Облокотившись на руки, он, казалось, не принимал ни малейшего участия в веселье, и веселые звуки музыки нисколько не занимали его и не доходили до него.
— Так-то все идет в этой жизни, — шептал он тихо, — люди преследуют счастье и не достигают его… Как вы смешны… вы танцуете, вы поете, и вы ни о чем больше не думаете, и даже не подозреваете, что есть люди, которые плачут и мучаются.
Он мечтал.
Так прошло несколько времени, наконец, он встал и начал тихо ходить по террасе.
В это время на балкон вышел еще один замаскированный, в ярком костюме Дон-Жуана.
— Мне кажется, — начал он, подходя к придворному .
Марий Стюарт, — что вы так же мрачно настроены, как и ваш костюм.
— Вы находите? — ответил тот и невольно вздрогнул, услышав его голос, который, как казалось ему, он уже не раз слышал.
— Мне казалось, — продолжал насмешливо Дон-Жуан, — что вы мечтали о чем-то очень патетическом, если можно только так заключить по вашим последним словам.
— Может быть.
— Не сказали ли вы только что: «О! если бы у меня было золото, то я был бы этим человеком!» — и вы посмотрели при этом на Париж.
— Да, — отвечал придворный, — я даже добавил при этом, что если бы нашелся такой богатый человек, то ему предстояло бы выполнить в этом Париже, который простирается теперь у наших ног, великое дело.
— Вот как, — заметил Дон-Жуан, — ну, а может быть, я и есть этот человек… я…
— Вы?
— Мой старый отец, которому предстоит в самом непродолжительном времени отправиться к своим предкам, оставит мне после себя четыреста или пятьсот тысяч ливров, годового дохода.
— Вам?
— Мне.
— Сколько такой человек может принести истинной пользы…
— Конечно, я и думаю жить в свое удовольствие — похищать чужих жен, девиц и вообще наслаждаться вполне жизнью.
— Бесчестность, — прошептал придворный.
— Полноте, мой милый, бесчестность только и встречается в глупостях. К тому же, говоря таким образом, не нахожусь ли я в своей роли, не Дон-Жуан ли я?
И, смеясь каким-то особенным смехом, Дон-Жуан снял с себя маску.
Придворный Марии Стюарт вскрикнул и отступил.
— Андреа! — пробормотал, он.
— Постойте! — заметил виконт (так как это был он). Вы меня знаете?
— Может быть.
— В таком случае, долой маску, добродетельный человек, чтобы я знал, перед кем я развивал свой взгляд на вещи.
— Если это вам угодно, милостивый государь, то я исполню это во время ужина.
— Это почему?
— Я держал пари, — ответил лаконически придворный и вошел в зал.
— Это странно, — пробормотал Андреа, — мне кажется, что я уже слышал этот голос.
— За стол! За стол! — раздалось в это время со всех сторон.
Ужин был подан.
Большинство гостей уже разъехалось, так что ужинало только человек тридцать.
Шумно и весело сели они за стол, и все тотчас же сняли маски.
Один только человек в костюме придворного двора Марии Стюарт не садился и не снимал с себя маски. Он стоял молча сзади своего стула.
— Долой маску! — крикнул ему женский веселый
голосок.
— Только еще не теперь, — ответил он.
— Как, вы ужинаете в маске?
— Я не ужинаю.
— Да вы будете же пить?
— Тоже нет.
— — Боже мой! — раздалось с разных сторон. — Какой странный голос.
— Господа! Я держал пари.
— Посмотрим, в чем оно состоит.
— Я держал пари, что только тогда сниму маску, когда расскажу таким веселым господам, как вы, печальную историю.
— Черт побери… печальную историю… это что-то очень скучно! — протестовала молоденькая водевильная актриса, одетая пажом.
— Любовную историю.
— О, если это любовная история, то это другое дело, — крикнула одна из графинь, — это другое дело. Все любовные истории смешны.
— А моя история между тем печальна.
— Ну, рассказывайте же.
— Но она не очень длинна, — продолжал замаскированный.
— Вашу историю!.. Историю!.. — раздалось со всех сторон.
— Слушайте, господа, — начал рассказчик, — есть много людей, которые любят многих женщин, я же любил только одну, и любил ее чисто и свято, не спрашивая даже, кто она и откуда.
— А! Так это была незнакомка, — прервала его актриса-паж.
— Я нашел ее однажды ночью на церковной паперти и всю в слезах; она была похищена, обольщена и брошена.
Ее обольститель был негодяй, убийца и вор.
Голос рассказчика был резок и производил глубокое впечатление на слушателей. Виконт Андреа вздрогнул.
— Итак, — продолжал замаскированный, — этот человек, которого она ненавидела и презирала, захотел однажды отнять ее у меня, он тайно, как вор, забрался ко мне и утащил ее. На пороге дома мы встретились. У нас не было другого оружия, кроме кинжалов… эта женщина была наградой победителю. Мы дрались. Не знаю, сколь ко времени продолжался бой, но этот человек остался победителем, и в то время, когда я лежал в луже крови, он похитил женщину, которую я любил.
Рассказчик приостановился и посмотрел на виконта Андреа. Андреа был бледен, и холодный пот покрывал его лоб.
— Три месяца, — продолжал замаскированный, — я находился между жизнью и смертью. Молодость и сила взяли свое. Я был, наконец, спасен; выздоровев, я хотел отыскать ту, которую я любил и которую похитили.
Я нашел ее, нашел умирающей, в одной из грязных гостиниц в верхней Италии, где она находилась, оставленная всеми и брошенная своим похитителем. Она умерла на моих руках, против своего палача.
Рассказчик остановился и окинул взглядом присутствующих.
Все внимательно слушали его, и ни у кого на лице не было заметно улыбки.
