цапли, только что убитой соколом, он прикрепил его к шляпе своей восхитительной спутницы. Улыбаясь, она нежно поцеловала руку, сделавшую ей этот подарок. Король покраснел от удовольствия; он взглянул на г- жу де Монтеспан с пламенным желанием и любовью.
— Что же вы дадите взамен? — спросил он.
Она сломала веточку кипариса и предложила ее королю, опьяненному сладостною надеждой.
— Печальный подарок, — тихо сказал Арамис д’Артанья-ну, — ведь этот кипарис растет на могиле.
— Да, и это могила Рауля де Бражелона, — грустно произнес д’Артаньян, — Рауля, который спит под этим крестом рядом с Атосом.
У них за спиной послышался стон, и они увидели, как какая-то женщина упала без чувств. Мадемуазель де Лавальер видела все и все слышала.
— Бедная женщина! — пробормотал д’Артаньян и помог служанкам, поспешившим к своей госпоже, довести ее до кареты, где она осталась страдать в одиночестве.
В тот же вечер д’Артаньян сидел за королевским столом, рядом с Кольбером и герцогом д’Аламеда.
Король был весел и оживлен. Он был бесконечно внимателен к королеве и бесконечно нежен с принцессой Генриеттой, сидевшей по его левую руку и в этот вечер очень печальной. Можно было подумать, что вернулись прежние спокойные времена, когда король искал в глазах своей матери одобрения или неодобрения каждого своего слова.
О фаворитке на этом обеде не вспоминали. Раза два или три король назвал Арамиса, обращаясь к нему, господином послом, и это еще больше увеличило удивление д’Артаньяна, и без того ломавшего себе голову над вопросом, как это его друг, мятежник, в таких чудесных отношениях с французским двором.
Вставая из-за стола, король предложил руку ее величеству королеве, сделав при этом знак Кольберу, чьи глаза ловили взгляд властелина. Кольбер отвел в сторону д’Артаньяна и Арамиса.
Король вступил в разговор со своей невесткой, тогда как обеспокоенный принц, рассеянно беседуя с королевой, искоса поглядывал на жену и на брата.
Разговор между Арамисом, д’Артаньяном и Кольбером вертелся вокруг самых безобидных тем. Они вспоминали министров былых времен; Кольбер сообщил любопытные вещи о Мазарини и выслушал рассказы о Ришелье.
Д’Артаньян никак не мог надивиться, видя столько здравого смысла и веселого юмора в этом человеке с густыми бровями и низким лбом. Арамис поражался легкости, с какой этому серьезному человеку удавалось откладывать с выгодой для себя более значительный разговор, на который никто из присутствующих ни разу не намекнул, хотя все три собеседника чувствовали его неизбежность.
По недовольному лицу принца было хорошо видно, насколько ему не нравится беседа короля с принцессой. У принцессы были покрасневшие, заплаканные глаза. Неужели она станет жаловаться? Неужели она не остановится пред скандалом?
Король отвел ее в сторону и обратился к ней таким нежным и ласковым голосом, что он должен был напомнить принцессе те дни, когда она была любима им ради нее самой:
— Сестра моя, почему ваши восхитительные глаза заплаканы?
— Но, ваше величество… — проговорила она.
— Принц ревнив, не так ли, дорогая сестра?
Она посмотрела в сторону принца, и тот понял, что они говорят о нем.
— Да… — согласилась она.
— Послушайте, — продолжал король, если ваши друзья компрометируют вас, то в этом принц нисколько не виноват.
Он произнес эти слова с такой нежностью, что ободренная ею принцесса, у которой за последнее время было столько огорчений и неприятностей, чуть не разразилась рыданиями: так исстрадалось, измучилось ее сердце.
— Ну, дорогая сестра, расскажите нам о ваших печалях; как брат, клянусь, я сочувствую вам, как король — я положу им конец.
Она подняла на Людовика свои изумительные глаза и грустно проговорила:
— Меня компрометируют не друзья, они далеко или таятся от всех. Но их очернили, и они в немилости у вашего величества, а между тем они так преданны, так добры, так благородны.
— Вы говорите о Гише, которого, уступая желанию принца, я отправил в изгнание?
— И который со времени своего незаслуженного изгнания ежедневно ищет возможности умереть.
— Незаслуженного, сестра моя?
— До такой степени незаслуженного, что если бы я не питала к вашему величеству уважения и привязанности… я бы попросила моего брата Карла, на которого я имею неограниченное влияние…
Король вздрогнул.
— О чем бы вы его попросили?
— Я бы попросила его довести до вашего сведения, что принц и шевалье де Лоррен, его фаворит, не могут безнаказанно быть палачами и моей чести, и моего счастья.
— Шевалье де Лоррен, эта мрачная личность?
— Он — смертельный мой враг. Пока этот человек будет оставаться у меня в доме, где, предоставляя ему полную власть, его удерживает принц, мой супруг, я буду самой несчастной женщиной во всем королевстве.
— Значит, — медленно произнес король, — вы считаете вашего брата, английского короля, лучшим другом, чем я?
— Поступки сами говорят за себя, ваше величество.
— И вы предпочли бы обратиться за помощью?..
— К моей стране, — гордо сказала она, — да, ваше величество.
— Вы — внучка Генриха Четвертого, как и я, моя дорогая. Двоюродный брат и деверь, разве это не равно брату?
— В таком случае действуйте!
— Ну что ж! Заключим с вами союз.
— Начинайте.
— Вы говорите, что я незаслуженно изгнал Гиша?
— О да, — покраснела принцесса.
— Обещаю вам, Гиш возвратится.
— Отлично.
— Вы говорите далее, что я напрасно разрешаю бывать в вашем доме шевалье де Лоррену, который настраивает против вас принца, вашего мужа?
— Запомните то, что я говорю, ваше величество: однажды шевалье де Лоррен… Если со мною случится несчастье, знайте, что я заранее обвиняю в нем шевалье де Лоррена… этот человек способен на любое, самое гнусное преступление!
— Шевалье де Лоррен избавит вас от своего присутствия, обещаю вам это.
— Раз так, мы заключаем с вами настоящий союз, ваше величество, и я готова подписать договор… Но вы внесли свою долю, скажите же, в чем должна заключаться моя?
— Вместо того чтобы ссорить меня с вашим братом, королем Карлом, нужно было бы постараться сделать нас такими друзьями, какими мы еще никогда не были.
— Это легко.
— О, не так легко, как вы думаете, при обычной дружбе обнимают друг друга и обмениваются любезностями, и это стоит какого-нибудь поцелуя или приема, что не требует слишком больших расходов; но при политической дружбе…
— А, так вы хотите политической дружбы?
— Да, сестра моя, и тогда вместо объятий и пиршеств необходимо давать своему другу живых, хорошо обученных и снаряженных солдат; дарить ему военные корабли с пушками и провиантом. Но ведь бывает и так, что сундуки с королевской казною не имеют возможности оказывать дружеские услуги подобного рода.
