ему. Но они уже бежали вниз, оставляя за собой облако пыли. — А я первая увидела, ага! — сказала Мотя. Петя слез с дерева, делая вид, что ре слышит. Мальчик и девочка стояли рядом, глядя вниз на шаланду, подымавшую парус. Они видели, как маленькая фигурка матроса прыгнула в лодку. Парус надулся. Его стало относить от берега, как лепесток. Теперь на опустевших мостках стояли только Терентий и Гаврик. Через минуту Терентий исчез. Остался один Гаврик. Он махнул Пете и Моте рукой и стал не торопясь подниматься по обрыву. Шаланда, подпрыгивая и разбивая волну, быстро уходила в открытое море, ярко синевшее крепкой зыбью. — Поехал один, — сказал Петя. — Ничего. Мы ему хлеба положили. Целую буханку. И восемь таранек. Скоро к Пете и Моте присоединился и Гаврик. — Слава богу, отправили, — сказал он, перекрестившись. — А то прямо наказание. — А как же шаланда? — спросил Петя. — Так теперь и пропала? — Шаланда пропала, — сумрачно сказал Гаврик, почесав макушку. — Как же вы будете без шаланды? — Не дрейфь. Не пропадем как-нибудь. Торопиться было некуда. Дети перелезли через забор и тихонько остановились за спиной художника. Теперь почти уже весь пейзаж был готов. Затаив дыхание они засмотрелись, очарованные чудесным возникновением на маленьком холсте целого мира, совсем другого, чем на самом деле, и вместе с тем как две капли воды похожего на настоящий. — Море есть, а шаланды нету, — шепнула Мотя, как бы нечаянно положив руку на Петино плечо, и тихонько хихикнула. Но вот художник набрал тонкой кистью каплю белил и в самой середине картины на лаковой синеве только что написанного моря поставил маленькую выпуклую запятую. — Парус! — восхищенно вздохнула Мотя. Теперь нарисованное море невозможно было отличить от настоящего. Все — как там. Даже парус. И дети, тихонько толкая друг друга локтями, долго смотрели то на картину, то на настоящее, очень широко открытое море, в туманной голубизне которого таял маленький парус дедушкиной шаланды, легкий и воздушный, как чайка.
… Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой. А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!
