дочери, начисто лишенную тех соблазнительных выпуклостей и округлостей, что так привлекают большинство мужчин. — Сколько раз можно повторять, что женщина бессильна, если не пользуется тем оружием, коим наградил ее Господь!
— Мое оружие — платье?
— Тогда лишь, когда оно скроено и пошито, дабы дразнить мужское вожделение.
— Я предпочитаю не дразнить, а наслаждаться комфортом, — резко, но с абсолютной искренностью возразила Софья. Хотя весна и пожаловала наконец в Петербург, в камине, обложенном белыми с золотистыми прожилками плитками, потрескивали дрова. Софья постоянно зябла и ничего не могла с этим поделать.
Мария бросила платье на постель и покачала головой:
— Глупое дитя. Я сделала все возможное, дабы обеспечить твое будущее. Ты могла выбирать из самых влиятельных и достойнейших.
— Я уже говорила вам, матушка, что не имею ни малейшего желания выйти замуж по расчету. Вы хотите этого, но не я.
Мария вдруг решительно пересекла комнату и, встав перед дочерью, твердо посмотрела на нее.
— Это потому лишь, что ты не представляешь себе, каково это, не иметь ни денег, ни положения в обществе. Можешь насмехаться над моими желаниями и устремлениями, но уверяю тебя, гордость легко забудется, если ты уверишь себя, что сумеешь прожить только за счет любви. Замерзать зимой — удовольствие небольшое, как и прятать от посторонних глаз потрепанный подол платья. — Глаза ее потемнели от напомнившей о себе давней боли. — Как и чувствовать себя изгоем…
— Простите, матушка, — негромко произнесла Софья. — Я понимаю и ценю те жертвы, что вы принесли ради меня, но…
— Неужели? — бесцеремонно перебила ее мать.
Софья растерянно моргнула:
— Простите, матушка?
— Ты действительно понимаешь и ценишь все, что я сделала?
— Конечно.
Потянувшись к дочери, Мария сжала ее запястья.
— Тогда ты согласишься сделать то, о чем я должна тебя попросить.
Софья торопливо высвободила руки.
— Я люблю вас, матушка, но моя признательность не безгранична. Я уже говорила вам, что не приму предложение Орловского. Он не только стар настолько, что годится мне в отцы, но от него еще постоянно пахнет луком.
— К графу это не имеет никакого отношения.
Первоначальная настороженность уже сменилась явной тревогой. Похоже, ее мать явилась не только для того, чтобы устроить сцену. Речь могла пойти о чем-то более серьезном.
— Что-то случилось?
Мария нервно сжала пальцы. Драгоценные камни колец заблестели в утреннем свете.
— Да, случилось.
— Расскажите.
Вместо ответа Мария проплыла к окну, оставляя за собой аромат духов.
— Ты почти ничего не знаешь о моем детстве.
Софья недоуменно уставилась в спину матери. Княгиня никогда не позволяла себе откровений, касавшихся своего более чем скромного происхождения.
Никогда.
— Вы говорили, что выросли в Ярославле и жили там до переезда в Петербург, — осторожно сказала она.
— Мой отец приходился дальним родственником Романовым, но поссорился с императором Павлом, а поскольку гордость и упрямство не позволяли извиняться, ему было запрещено появляться при дворе. — Мария криво усмехнулась. — Глупец. Мы жили в жутком, безобразном доме в нескольких верстах от ближайшей деревни, существовавшей лишь благодаря стараниям полудюжины крестьян. Я влачила жалкое существование в окружении дикарей и тупиц. Одна лишь служанка составляла мне компанию и помогала пережить серое однообразие этой глуши.
Софья сочувственно посмотрела на мать. Подумать только — эта общительная женщина, не способная и дня прожить без подруг и знакомых, была заточена в деревенской глуши. Бедняжка, наверное, чувствовала себя как в аду.
— Не могу представить вас в такой обстановке, — вы дохнула она.
Мария повела плечами и тут же дотронулась до брильянтового колье, словно желая убедиться, что тяжкие воспоминания не унесли его с собой.
— Живя в нищете, я поняла, что должна сделать все, чтобы сбежать оттуда, и, когда моя тетя сочла своим долгом пригласить меня к себе, я приняла приглашение вопреки угрозам отца. Что мог он предложить дочери, кроме долгих лет прозябания в одиночестве? В конце концов я продала то немногое, что имела, и отправилась в Петербург одна.
Софья даже прищелкнула восхищенно языком. Ничего иного от матери она и не ожидала. Та шла к цели напрямик, и никакие препятствия не могли остановить ее.
— Изумительно. Я восторгаюсь вами, матушка. На свете найдется немного женщин столь же решительных и отважных.
Мария медленно повернулась. Грустная улыбка скользнула по ее губам.
— Дело не в отваге, а в отчаянии. К тому же я прекрасно понимала, что буду под крышей у тети не столько гостьей, сколько служанкой. Не уверена, что решилась бы сейчас повторить то изматывающее путешествие.
— А я нисколько не сомневаюсь, что вы сделали бы то же самое. Вы никогда не отказывались от своих желаний и преодолевали любые препятствия.
Ее мать пожала плечами:
— Это верно, но какой бы решительностью и смелостью я ни обладала, мне ни за что не представилась бы возможность попасть в свет, если бы не Елизавета Троицкая.
Софья не сразу поняла, о ком идет речь.
— Вы говорите о герцогине Хантли?
— Ее семья жила по соседству с моей тетей, — объяснила Мария. — В свете ее знали и любили все. Иначе и быть не могло. Красавица, богатая и невероятно добрая. Я, наверное, никогда не пойму, почему она сжалилась надо мной и убедила мою тетю позволить мне побывать в ее салоне. Я многим обязана ей и навсегда останусь благодарна.
В глубокой и искренней привязанности княгини к давней подруге сомневаться не приходилось. И привязанность эта выглядела странной, учитывая, что Мария предпочитала общество молодых офицеров, а не светских дам.
— Тогда вы и познакомились с Александром Павловичем?
— Да. — Глаза княгини смягчились, как бывало всякий раз при упоминании императора. — Он был такой милый, такой обворожительный. Я с первого взгляда поняла, что ему уготована великая судьба.
Софье стоило немалых усилий удержаться от расспросов. В отношениях матери с Александром Павловичем до сих пор оставались белые пятна, но ведь есть вопросы, которые лучше не задавать.
— Все это очень интересно, матушка, но я не совсем понимаю, что именно вас беспокоит.
Мария разгладила юбку, и Софья заметила, что руки у матери дрожат.
— Ты должна понять, что я очень признательна Елизавете.
— Почему?
— Вскоре после приезда в Петербург я познакомилась с герцогом Хантли. Как и многие дамы тогдашнего общества, она пала жертвой чар красавца англичанина и вернулась с ним в Лондон, где они должны были пожениться. — Мария вздохнула. — Я потеряла ближайшую подругу и очень расстроилась. Утешало лишь то, что мы могли обмениваться письмами и быть в курсе дел друг друга.
— Понимаю, — кивнула Софья.
