все новые и новые псевдонимы. Книга Даллина стала первым серьезным трудом о «Красной капеллы», но даже она пестрит выдуманными фамилиями, такими как Калтхоф, Хофман и Вебер. Француз Перро также был вынужден перечислять придуманные имена людей, которым назначались столь же фальсифицированные роли.
В результате такой неразберихи в истории Федеральной Республики до сих пор неизвестно, что в действительности представляла из себя эта организация. Историк Ганс Ротфельз так и не смог определить, насколько тесно «Красная капелла» была связана с Советским Союзом, а десятью годами позже историк Гельмут Хайбер писал «о невозможности окончательно установить степень причастности РСХА к созданию легенды о „Красной капелле“». От простых людей трудно ждать знания того, что осталось неизвестным историкам. Так что «Красная капелла» осталась загадкой.
Такая неопределенность представляется вдвойне огорчительной, поскольку позволяет демагогам левого и правого толка искажать историю в своих собственных интересах. «Красная капелла» — не просто обычное дело о шпионаже; для немцев оно порождает множество эмоций, вызванных невозможностью заглянуть в свое прошлое.
«Измена» — в смысле предательства собственной страны — слово в нашем обиходе взрывоопасное, и многим немцам оно просто надоело, поскольку неразрывно связано с вопросом об их отношении к режиму, известному как Третий рейх. Даже терминология истории «Красной капеллы» говорит о попытке немцев навести глянец на свое нацистское прошлое и заставляют нас гадать, научились ли они делать скидку на патриотическую и идеологическую фразеологию, которая скорее затушевывает, чем высвечивает эту главу германской истории.
Миновало уже больше четверти века с момента ликвидации этой шпионской организации, но правдивая история «Красной капеллы» продолжает оставаться неотъемлемой чертой германского политического самоочищения. Теперь эту историю можно рассказать без фальшивых имен и самооправданий её участников. Все это стало возможным благодаря появлению прежде неизвестных документов, необходимых интервью с представителями обеих сторон, тщательного исследования всех опубликованных как на Востоке, так и на Западе источников.
Так что теперь я могу написать подлинную историю крупнейшей разведывательной организации, которая вылилась в рассказ о шпионах, предателях и идеалистах, преследуемых и преследователях, захватывающую, как любой сюжет о шпионаже. Более того, она представляет собой урок истории, показывающий, как низко могут пасть люди, когда их государство не признает принципов законности и человечности.
Такая история особенно необходима из-за существования в Германии двух группировок, препятствующих осознанию немцами целей и значения «Красной капеллы».
Правые экстремисты представляют этот случай своим собственным делом, поскольку рассматривают его сквозь призму «измены», которой они хотели бы заклеймить любую группировку, представлявшую внутреннюю оппозицию гитлеровскому режиму. Их левые оппоненты, в свою очередь, недвусмысленно представляют «Красную капеллу» под маской демократического движения сопротивления. Делается это для оправдания идеологии, чей антифашистский экстерьер не может скрыть того факта, что её официальная политика носит в себе черты уродливого сходства с идеями национал-социализма.
Обе стороны прекрасно понимают друг друга. Одна форма экстремизма порождает другую, как нередко случается, когда идеологизированные писаки слишком вольно обращаются с историей.
Многие (даже слишком многие) немцы находят аргументы правых убедительными, поскольку не могут примириться с фактом, что группа Шульце-Бойзена/Харнака слишком отличается от стандартного изображения советских шпионов. Руководство берлинской разведывательной сети считало себя оппозицией, борющейся с Третьим рейхом; они хотели заменить диктатуру нацизма своей концепцией социалистической республики, неразрывно связанной с Советским Союзом.
Такая невероятная смесь Сопротивления, шпионажа, измены в смысле разрушительной деятельности против собственного правительства и измены в смысле предательства своей страны, демократических устремлений и коммунистических идей не могла не навлечь на себя гнев ура-патриотов. Неистовый антикоммунизм служит им оправданием неспособности оценить свои собственные потери за период гитлеровского правления. Теперь они стали активными поборниками холодной войны и потому осуждают уцелевших участников «Красной капеллы» как разновидность идеологических преступников.
В первые послевоенные годы правые экстремисты объединились для преследования «предателей» из «Красной капеллы», как будто Третий рейх с его системой угнетения, преследования евреев и склонностью к военным авантюрам был нормальным государством с естественным требованием лояльности своих граждан. Тень собственной вины и преувеличенные представления об эффективности разведки дали толчок кошмарным обвинениям: советские шпионы в Берлине обрекли на смерть тысячи германских солдат, стали причиной поражения Германии на Востоке и сдали рейх большевикам.
«Предательство Германии» было самым мягким обвинением, которые мог выдвинуть в их адрес бывший унтерштурмфюрер СС Эрих Кернмайер, он же Эрих Керн. «Дойче Националь-Цайтунг» всегда была готова разразиться бранью в адрес оппонентов Гитлера, считая что «на совести предателей типа Шульце- Бойзена, Харнака и им подобных сотни тысяч, а возможно даже миллионы германских солдат». Газета «Рейхцайтунг» провозглашала: «Все высшее германское командование было напичкано агентами Сталина; никто не может выиграть войну, если враг заседает в его собственных штаб-квартирах».
Карл Бальцер, по мнению которого «было предано практически все, что можно предать», саркастически заявил:
— Нетрудно вести военные действия, когда заранее известен не только каждый шаг противника, но, в большинстве случаев, и боеспособность его войск, и используемая им техника.
В этой кампании приняли участие даже более объективные авторы, вроде бывшего нацистского дипломата Пауля Шмидта — он же Пауль Карелл. В своей книге о военных действиях на Восточном фронте «Опаленная земля» он утверждал, что предательство «Красной капеллы» внесло заметный вклад в победу Красной армии в битве на Курской дуге в 1943 году. «Хаусфройнд фюр Штадт унд Ланд» полагала, что «германский план вторжения на Восток» стал достоянием противника и «предательство оказало решающее влияние на Сталинградскую битву и сражение на Кавказе».
Хулители «Красной капеллы» среди журналистов стали верить в собственные вымыслы. Это очень хорошо видно на примере травли Адольфа Гримме. Будучи убежденным социалистом, он иногда принимал участие в дискуссиях группы Харнака — и только, но даже его самозванные прокуроры обвинили в смерти германских солдат. Имперский военный трибунал снял с него все подозрения в шпионаже и приговорил только к трем годам каторжных работ «за сокрытие вражеских намерений». Сам же он заявлял, что «даже нацисты признавали отсутствие шпионажа в пользу коммунистической России». Но ничего не помогло, старые обвинения повторялись вновь и вновь. Даже в 1952 году, выступая от лица СРП,[3] Келлер все ещё утверждал, что «он выдал Москве бравых германских солдат».
Тактика явного замалчивания, принятая на вооружение уцелевшими членами «Красной капеллы», оказалась на руку правым экстремистам, раздувавшим кампании травли.
Они старались свести к минимуму информацию о разведывательной деятельности Шульце-Бойзена, Харнака и его друзей. В частных разговорах, забыв про осторожность, защитники «Красной капеллы» Грета Кукхофф и Гюнтер Вайзенборн могли похвастать насчет якобы выдающихся успехов их прежней организации во время войны. Однако в своих публичных высказываниях они старательно уходили от любых разговоров о своем сотрудничестве с советской разведкой.
Фрау Кукхофф настаивала, что целью группы Шульце-Бойзена являлось «сопротивление угнетению» посредством распространения плакатов, листовок, брошюр и «работы на радиопередатчиках». Эти зловещие «радиопередатчики», по-видимому, должны были использоваться для пропагандистских целей. Как писал Вайзенборн в своей пьесе «Подполье», они были «радиостанциями Сопротивления». Даже в 1965 году Вайзенборн отметал любое предположение о шпионской деятельности группы, заявляя, что у людей Шульце-Бойзена видимо были «секретные передатчики» и они «поддерживали радиосвязь с СССР, как отмечалось в заключительном отчете гестапо, но вряд ли можно говорить, насколько далеко это зашло».
Такие заявления были рассчитаны на легковерную публику. Однако в неформальной обстановке и фрау Кукхофф, и Визенборн были достаточно словоохотливы по поводу разведывательной деятельности
