что обязательно вернусь к ней. И что мы с ней обязательно распишемся. И пусть над нами смеются, плевать!.. А вот теперь… – Будин повесил голову.
– Папа… – сквозь слезы пробормотала Надя. Потом склонилась над ним, обняла за плечи, прижалась мокрой щекой к груди. – Папочка, милый!.. Ну, может, мы еще найдем камни… Может, есть другие пещеры…
И тут вдруг она, кое что вспомнив, встрепенулась, вскочила и, крикнув: «Подожди, я сейчас!» помчалась туда, где стояла вежа Силадана.
Эта хижина, то ли случайно, то ли и впрямь из-за благосклонности к ней духов, одна-единственная из всех оказалась целехонькой, с крышей. Надя ворвалась внутрь и, склонившись к лежанке, принялась шарить под шкурами. Ну да, память ее не подвела, и ничего ей в прошлый раз не пригрезилось – лежанка и впрямь представляла собой каменную кладку. И девушка была на сто, на триста процентов уверена, что камни эти – не простые булыжники, а именно те самые, «волшебные», из «священной пещеры»!
Вернувшись к отцу, не в силах сдержать широченную улыбку, чем откровенно того озадачила, она объявила:
– Папа! Я нашла тебе временное жилье!
– Почему временное? – заморгал Семен Будин. – Ты думаешь, мне недолго оста…
– Не дуркуй! – не переставая улыбаться, притопнула Надя.
А потом неожиданно возникший в горле горько-сладкий ком заставил ее поперхнуться, откашляться, и закончила она совсем тихо: – Потому что постоянное у тебя там, где тебя любят и ждут.
Эпилог
Жизнь сыйта постепенно входила в нормальную колею. Поврежденные взрывом вежи, взявшись за дело всем миром, восстановили быстро. Работой в основном руководил Гор, делал он это четко и грамотно, не отлынивая и сам от физического труда, чем снискал у новых соплеменников заслуженный авторитет и уважение. Так что за старейшину его вскоре признали все, и не на словах, а на деле. По его просьбе Надя назначила еще двух старейшин – тех самых Серсоша и Никигора, что когда-то пытались восстать против решения Нанаса, хотя по молодости лет называть их так долго никто не мог привыкнуть. Немощного же отца Серсоша тоже оставили в «почетных старейшинах», хотя толку от него в этой «должности» не было, разумеется, никакого.
А перед Нанасом жители долго еще испытывали чувство вины, поэтому оказывали ему, особенно поначалу, повышенное внимание. Хоть новый нойд и объявил, что глава сыйта вовсе не он, что для этого имеются вождь и старейшины, к нему то и дело обращались по любому вопросу, иногда по совсем пустяковому.
Однако занимался нойд, конечно, и более серьезными делами. Так, посовещавшись с женой и старейшинами, он предложил более не скрывать от саамов истинного положения дел в мире. Мало того, он решил открыть в селении школу, где познавать азы хотя бы самых начальных знаний должны были не только дети, но и взрослые – последние, правда, по желанию. Эта идея оказалась весьма популярной, тем более что затонувшую моторную лодку все же сумели поднять из-под воды и даже съездить на ней несколько раз в Ловозеро, где помимо бензина, охотничьего оружия и кое-какой утвари удалось разжиться и книгами – как художественными, так и учебниками. Чтение в сыйте неожиданно стало очень популярным занятием, что не могло не радовать новоявленных учителей, которыми в первое время, само собой, являлись Надя, Нанас и Гор.
Несмотря на то что моторка была теперь на ходу, Семен Будин так и не успел окончательно выздороветь до холодов. Видимо, камней Силадановской лежанки оказалось недостаточно, чтобы быстро поставить его на ноги. Насчет лечебного свойства «волшебных камней» у Нади, кстати, осталось много вопросов. Почему отец провел рядом с ними несколько месяцев, но так и не излечился полностью, а находящийся при смерти, с пулей в голове Нанас, который пробыл в «священной пещере» менее суток, даже и не заметил, очнувшись, что был ранен? Или дело тут было не только в камнях, но и в характере ранения? Или в том, что Силадан и не хотел, чтобы летчик полностью выздоровел, поскольку так он мог потерять над ним контроль, и его «лечение» на самом деле не помогало, а мешало воздействию минерала?.. А может, Нанасу помогло в столь быстром излечении то, что сила нойда по каким-то причинам перешла к нему сразу после гибели Силадана и помогла ему? В последнее верилось с трудом, и девушка остановилась на мысли, что повреждения ее отца на самом деле оказались куда серьезней, чем у Нанаса, потому и «лечение» затянулось столь надолго.
Впрочем, очевидный прогресс все же имелся, и к тому времени, как озеро затянуло первым льдом, летчик уже мог довольно бойко передвигаться с помощью костылей. Однако тот факт, что до следующего лета он не сможет воспользоваться лодкой, чтобы вернуться в Полярные Зори, сильно выбил его из колеи, и Семен от расстройства на несколько дней впал в глубокую депрессию и даже слег.
Однако Нанас, вспоминая как-то с Надей свое зимнее путешествие – сначала на оленях в Видяево, а потом на снегоходах в Полярные Зори, – завопил вдруг так, что едва не сделал жену заикой:
– Так ведь на оленях ему даже лучше будет!!!
Надя, отойдя от испуга, сначала набросилась на мужа с упреками – подкрепленными парой хороших затрещин, – а потом сообразила, что имеет в виду Нанас, и вместе с ним помчалась к отцу разъяснять новую идею.
А идея была такова. Вместо того, чтобы сначала плыть до Ловозера, пересаживаться там в машину, а потом ехать по дорогам, проходящим вблизи бандитских Оленегорска и Мончегорска, можно отправиться в путь на оленьей упряжке, как сделал когда-то сам Нанас. Только запрячь в нарты можно теперь не двух, а сразу трех оленей. И взять на всю дорогу еды и питья. И огнестрельное оружие. И одеться как следует!.. А самым главным плюсом в этом варианте было то, что возможные места встречи с бандитами можно было объехать – где по лесу, а где по озерам.
– Ведь ты же хорошо знаешь местность! – объясняла воспрянувшему к жизни отцу Надя. – Да и карта у тебя есть. Ты какой угодно крюк сможешь сделать! Если объезжать Оленегорск с Мончегорском в темноте, то никто тебя и подавно не заметит.
– А зимой и так почти круглые сутки темнота! – подхватил счастливый донельзя Будин. – Все, решено: как только снег ляжет – так и двину.
– Только пусть он как следует ляжет, – слегка охладила его пыл Надя. – А то по асфальту поскребешь – и нарты испортишь, и оленей замучаешь. Да и озера пусть хорошенько снегом покроются, а то устроят бедные олешки балет на льду.
Понимая, что дочь говорит дело, летчик только зубами скрипел от досады – так невтерпеж ему было тронуться в путь.
– Да и ходишь ты еще все-таки не очень, – добавил ложку дегтя Нанас. – Как раз пока время будет еще полечиться легохонько.
– Зачем мне хорошо ходить, если я в санях сидеть буду? – возразил Будин. – И на педали давить не нужно, знай палкой маши!
– Кстати о палке, – закивала Надя. – Тебе еще нужно научиться оленями управлять. Это тебе не самолет. И вовсе не так просто, как кажется. Правда ведь, Нанас?
– Мне-то просто, – слегка задрав нос, ответил тот. – Ну так я с детства возле оленей. А тебе, Семен, да, поучиться придется. Ну да ладно, я сам с тобой этим займусь. И вот тебе первый урок: сидеть ты будешь не в санях, а в нартах, и махать ты будешь не палкой, а хореем[30]. И вообще, им не машут, а…
– Слушай, не будь занудой! – оборвал его летчик. – Мне теория – до лампочки, мне практика нужна. Пошли давай!
– Куда?.. – обалдел Нанас.
– Как куда? Учебный полет осуществлять.
Тренировки проходили успешно, благо уцелевшие от последствий взрыва нарты в сыйте нашлись, и даже не одни, а уж вернувшихся с летних пастбищ оленей хватало тем более. Нанас обрадовался, что среди пригодных нарт оказались и те, средняя часть которых была сделана в виде керёжи, – такие же точно были у него прошлой зимой во время путешествия в Видяево. Такую конструкцию саней придумал когда-то он лично, поскольку одна керёжа была не особо устойчива, а обычные нарты проваливались в глубоком снегу. Вот Нанас и объединил оба вида. Теперь, когда боковые полозья оседали в снег, нартам не давало
