творения охотно. Павел Григорьевич был высоким, смуглым. Лицо всегда суровое, неприступное. Носил старинные роговые очки. На собеседников смотрел исподлобья, будто презирал всех, кто не разделяет его точку зрения. А Ядвига Станиславовна – поджарая, шустрая на ногу и злая на язык. Словом, как говорится, два сапога – пара.
– Дорого Саблина продала дом?
Мокрецова пожала плечами:
– По наивности спрашивала Ядвигу Станиславовну об этом. Она рассердилась: «На мой век хватит». И больше – ни слова.
– Наверное, миллионов двадцать взяла, если не больше, – высказал предположение Дубков. – Жилье нынче в цене. Городские бизнесмены, пользуясь близостью райцентра от Новосибирска, дружно повалили сюда вкладывать деньги в недвижимость. Говорят, самое надежное дело, чтобы не обанкротиться при инфляции…
Из последующего разговора Бирюков узнал, что мужчину, загадочным образом оказавшегося в доме, ни Дубков, ни Мокрецова среди «клиентов» Саблиной не видели. Мать Вики Солнышкиной, по словам Анфисы Васильевны, появлялась здесь всего один раз, когда оформляла покупку дома. Красивая, очень обаятельная женщина приезжала на заграничной белой машине с широкими синими полосами по бокам. Управлял машиной здоровенный парень «кавказской национальности». Через неделю после этого визита Саблина укатила к сыну, а в доме поселилась молодая хозяйка.
О Вике Солнышкиной и участковый, и Мокрецова отозвались хорошо. Особенно нравилась новая соседка Анфисе Васильевне. Девушка общительная. Не выпивает, не курит, парней в дом не водит, как это делают многие из нынешних заневестившихся девиц. Чистоплотная. В доме содержит такой порядок – пылинки не найдешь. Характер мягкий, покладистый. Несмотря на то, что мама – «птица большого полета» и ворочает, наверняка, миллионами, дочка живет скромно. Одевается простенько: или в джинсовом костюмчике ходит, или в белой кофточке да в черной юбке ниже колен. Телом своим, как другие бесстыдницы, хвастать не любит, хотя внешними данными природа Вику не обидела.
– Она всегда так сильно заикается? – спросил Бирюков.
– Что вы! – будто удивилась Анфиса Васильевна и сразу понизила голос: – Это у нее от испуга приключилось. Мыслимое ли дело – обнаружить в своем доме чужого покойника. Я, признаться, всякого повидала в жизни и то чуть не обмерла при таком страхе. Хорошо, Владимир Евгеньевич с нами находился. Если б не он, мы с Викой сумасшедшим визгом завизжали бы… – Мокрецова сокрушенно покачала головой. – И какие только изверги такую беду Вике подкинули?.. Это, так и знай, бывшие клиенты Ядвиги Станиславовны, будь они прокляты, чего-то не поделили между собой.
– Что именно?
– Так ведь нынешних бизнесменов сразу не раскусишь. Они сплошь и рядом такие фортеля выкидывают, что только ахнешь. Возможно, какие-то негодяи запоздало надумали Саблиной отомстить. А может, Викиной мамаше пакость сделали за то, что перебила конкурентов в покупке дома. Тут, знаете, многие в кожаных куртках приценялись. На таких шикарных лимузинах подкатывали, как в американском кино.
– Прошлой ночью машины не подъезжали к дому?
– Прошлую ночь я спала, словно убитая. Вчера за день весь огородик лопатой вскопала. Умаялась так, что еле-еле внука ужином накормила. Если б трактор или грузовик по улице протарахтели, возможно, и услышала бы. А заграничные легковушки бесшумно подъезжают и так же тихо уезжают. Запросто могли втихомолку мертвеца Вике подсунуть.
– Парни за ней ухаживают?
– Не без того, конечно. На нее и взрослые мужчины засматриваются. Особенно – кавказцы, пригревшиеся на торговле в райцентре. Денег-то у них – куры не клюют. Жируют наглецы. Но Вика на всех ухажеров – ноль внимания. Сколько здесь живет, ни разу не видела у нее ни мужчин, ни парней. По воскресеньям к ней обычно приходят подруги из медучилища. Покрутят магнитофон, попьют чайку или растворимого кофе и засветло расходятся. Гулять ночами теперь опасно. Иногда, бывает, уговорят Вику, чтобы модную песню спела. Голос у нее – любо послушать. На восьмое марта нынче приглашала меня на самодеятельный концерт. Скажу без прикраса, Вика в том концерте самая приметная была. И не какую-то шуру-муру шептала в микрофон, как нынешние кривляки по телевизору, а по-настоящему, очень задорно, пела.
– В Новосибирск часто ездит?
– Нет. И к ней вроде бы оттуда никто не приезжает. Во всяком случае, родная мамочка после покупки дома ни разу не заглянула, чтобы поинтересоваться, как тут дочка живет…
На крыльцо вышел оперуполномоченный уголовного розыска Голубев. Заметив по выражению лица, что Слава хочет о чем-то посоветоваться, Бирюков поднялся к нему.
– Глухое дело, Антон Игнатьевич, – невесело заговорил Голубев. – Труп наверняка подброшен, но ни малейшей зацепочки для распутывания таинственного клубка нет. Пока следователь завершает бумаготворчество, пробегусь я по соседям. Авось найдется полуночник, который хоть краем глаза видел возле дома загадочную «тусовку».
– Пробегись, – ободряюще улыбнулся Бирюков. – Оперативника ноги кормят.
– Можно сказать по-другому: «За дурной головой и ногам беспокой». А что делать? Иного выхода у опера нет. – Слава, будто прощаясь, шевельнул пальцами правой руки. – Пока, Игнатьич. Завтра утром доложу результат спортивной пробежки.
Едва Голубев вышел за калитку, на крыльце появился судмедэксперт Медников и стал закуривать.
– Ну, что там, Боря? – спросил его Бирюков.
– Вскрытие покажет.
– Коронный твой ответ.
– В данной ситуации лучшего не придумаешь. Внешне все о'кей. Замыкание у потерпевшего произошло внутри. Похоже, или сердечная недостаточность, или отравление спиртным суррогатом. Винцом от него попахивает… – Медников несколько раз подряд затянулся сигаретой. – У молодой хозяйки дома сильное потрясение. Температура подскочила чуть не до сорока. Нарушение речи. Видимо, злодейка-жизнь еще не
