дергался всем телом, явно приглашая поиграть. Держался он крепко, но бережно, а внутри у него было тепло, мягко и сухо, как и положено у любого имитанта, не имеющего пищеварительного тракта.
— Вот что, Куги, — назидательно произнес я, — еще одна подобная выходка, и выверну наизнанку!
Чтобы не быть голословным, взялся за мягкие внутренности, крепко сжал их, но затем отпустил.
— Брысь!
Резким жестом стряхнул его с руки, погрозил пальцем и направился к коттеджу коммодора Ноуссона. Куги обиженно заскулил, но, похоже, моим нежеланием играть расстроился не очень, потому что последовал за мной.
Вот и еще одна проблема на мою голову… Впрочем, почему ещё одна? Пока первая. То ли еще будет… По сравнению с тем, с чем я предполагал столкнуться на Мараукане, проблема навязчивой преданности имитанта складчатокожего кугуара таковой вовсе не представлялась.
Коттедж коммодора находился на противоположном краю платформы и ничем не отличался от остальных однотипных домиков, кроме номера на фасаде. Я взошел на крыльцо, но постучать не успел.
— Входите, открыто, — донеслось из динамика возле двери.
И я вошел.
Если освещение снаружи напоминало преддверие сумерек, то в гостиной коттеджа царил полумрак. Я остановился на пороге, ожидая, пока зрение адаптируется к слабому освещению. Согласно представительскому досье, коммодор Ноуссон был родом с Маннаэяры — древней земной колонии с маленьким тусклым солнцем и достаточно суровым климатом.
Вначале мне показалось, что обстановка в гостиной ничем не отличается от обстановки в моем коттедже — мягкие диваны вдоль стен, пара журнальных столиков… Но тут краем глаза в ближнем углу за дверью уловил какое-то движение, повернулся и обомлел, увидев нечто несуразное.
В полуметре от пола на прикрепленной к потолку толстой цепи покачивалась большая клетка с металлическими прутьями толщиной в два пальца, в которой, переминаясь с лапы на лапу, восседал громадный, размером с теленка, волосатый паук. Самым поразительным на его безобразном теле были глаза. Семь голубых, похожих на человеческие, глаз, без какой-либо симметрии расположенных на покатом «лбу» головогруди, светились в темноте, но при этом были неподвижны, будто нарисованные и покрытые глазурью. Подобные стеклянные глаза я видел лишь однажды — в музейной экспозиции детских кукол времен Научно-Технической Революции.
— Не рекомендую подходить близко, — посоветовал из противоположного угла все тот же голос, который приглашал войти. — Это не имитант, это — настоящий Араней. Идите сюда
Оторвавшись от завораживающих глаз, я отвернулся и пошел на голос. Зрение немного адаптировалось к полумраку, и я различил сидящего в кресле за журнальным столиком человека. Среднего роста, плотной комплекции, с бритой головой, в уже привычном глазу оранжевом форменном комбинезоне.
— С прибытием, Вольдемар, — привстал он, протягивая мне руку.
— Добрый день. Э… Коммодор Ноуссон?.. — с некоторым сомнением протянул я.
Он снисходительно улыбнулся и задержал мою руку в своей.
— Что бы вы сейчас ни сказали, никогда не поверю, будто вы не удосужились ознакомиться с представительскими досье будущих коллег, — сказал он. — Присаживайтесь.
— Н-да… — стушевался я и, сев в кресло напротив, помотал головой. — Вид Аранея сбил с толку… Вы — Тулий Ктесий с земной колонии Новый Рим. Координатор работ, первый помощник коммодора Ноуссона.
— Надо же — со второго раза и угадали, — скептически поджал губы Ктесий. — Между прочим, у нас, на платформе, принято обращаться друг к другу по имени. Поэтому не коммодор Ноуссон, а коммодор Гримур. Он сейчас выйдет в холл. Что будете — водку, виски, коньяк?
Я мельком глянул на открытый бар и перевел взгляд на журнальный столик. Перед Ктесием стоял высокий стакан с виски и кубиками льда.
— А кофе можно?
— Сразу видно неординарную личность! — опять съязвил Ктесий. — Можно. Со сливками? Без кофеина?
— Черный, натуральный, без сахара.
Он обернулся к автомату за спиной, выбрал кнопку, нажал и секунд через десять поставил передо мной чашечку кофе.
— Кофе аристонский, — сообщил он. — Лучший в обитаемых мирах. Его даже на Землю экспортируют.
Я не стал привередничать и тактично отхлебнул из чашки. По мне, лучшего кофе, чем зарекомендовавший себя в веках сорт «Арабика», быть не могло.
Ктесий пригубил виски и с прищуром посмотрел на меня.
— Давно замечено, что среди употребляющих чай много трезвенников, а вот среди любителей кофе — практически нет. Расслабьтесь, вне работы субординация у нас не соблюдается и алкоголь, как видите, не запрещен.
— Спасибо, нет. Мне как раз предстоит работать. Устанавливать и настраивать аппаратуру.
— Вольному — воля, — пожал плечами Ктесий. — Кстати, еще одно замечание — наденьте форменный комбинезон и никогда не выходите из своего коттеджа в другой одежде. А еще лучше и в коттедже будьте в комбинезоне.
— А как же несоблюдение субординации вне рабочего времени? — в свою очередь иронически поинтересовался я.
— О фантомах наслышаны? Они никогда не бывают оранжевого цвета. Будет весьма прискорбно, если вас ненароком кто-либо подстрелит.
Я чуть не спросил: «У вас здесь что, одни неврастеники?» — но, наткнувшись на строгий взгляд Ктесия, промолчал. Будем считать это второй проблемой, причем гораздо более серьезной, чем собачья преданность имитанта плейширского кугуара.
Из коридора донесся звук размеренных шагов, и в холл вошел коммодор. Не удостоив меня взглядом, он в раскорячку, на негнущихся ногах, подошел к клетке и постучал ногтем по прутьям. Паук быстро, но бесшумно замельтешил лапами, словно обрадовался приходу хозяина. Коммодор тихонько посвистел и снова провел ногтем по прутьям. Стоял он к нам спиной, и, честно говоря, я не был уверен, кто из них свистит — коммодор или паук. Со стороны посмотреть — милуется человек с любимой пташкой в клетке. «Пташкой», ничего, кроме омерзения, не вызывающей.
Внезапно паук снова замер, свист прекратился, и тогда коммодор отвернулся от клетки и направился к нам. Высокий, сухопарый, с непропорционально короткими ногами без стоп, он передвигался будто на ходулях — из-под штанин выглядывали странные костяные образования, чем-то похожие на раздвоенные копыта. Маннаэяра, родина коммодора, была одной из первых земных колоний, заселявшихся до открытия межпространственного перехода обыкновенными фотонными кораблями. Взять на борт большое количество переселенцев тогда не представлялось возможным, поэтому экспансия человечества в космос осуществлялась в виде замороженных эмбрионов и экипажа из десяти человек, выполнявших по прибытию в колонию роль воспитателей. Что случилось во время перехода от Земли к Маннаэяре, неизвестно (некоторые антропологи считают, что произошло спорадическое облучение эмбрионов, другие — грешат на сбой в программе инкубатора), но когда корабль прибыл на Маннаэяру и воспитатели активизировали инкубатор с десятью тысячами эмбрионов, то все родившиеся мальчики (девочек это странным образом не коснулось) имели дефект «козлоногости», стойко передающийся по наследству. В скелете мальчиков полностью исчезли предплюсны, плюсны и фаланги стоп, берцовые кости в основании разошлись, так что образовали двупалые конечности с ороговевшими окончаниями. Генетика тогда еще не достигла современного уровня, позволяющего устранять хромосомные аберрации, к тому же до открытия межпространственного перехода колонисты Маннаэяры почти четыре поколения находились в изоляции от метрополии. Поэтому, когда было налажено постоянное межпространственное сообщение между Землей и Маннаэярой, колонисты, привыкшие к своему образу и подобию, категорически отказались от исправления уродливой мутации, даже несмотря на то что девочки у них по-прежнему рождаются нормальными.
Основу переселенцев на Маннаэяру составляли скандинавы, однако коммодор Гримур внешне походил на американского индейца — прямые черные волосы, ниспадающие на плечи, горбатый нос, застывшие черты лица, чью невозмутимую суровость подчеркивала серая кожа — еще одна отличительная черта
