Теперь он был один, как и желал этого. В скорби всегда лучше одиночество. Некоторое время он думал о ней. О ее смехе, о звуках ее голоса, когда она приходила домой и спрашивала Моргана: 'Мистер Гаррисон уже здесь?'
Очень скорбно. Всегда будет скорбно, ибо он всегда будет думать о ней.
Он попытался обратить свое внимание на письма с соболезнованиями.
'Наше глубокой сочувствие... Наша искренняя скорбь о вашей огромной утрате...'. Как однообразно все звучит. Но будет ли звучать это иначе, если ему самому встать на их место?
Он продолжал читать. Читая четвертое письмо, он был ошарашен.
Он ужаснулся, он не верил своим глазам. На некоторое время он оцепенел. Он застыл, держа в руках записку.
Затем встал, положил ее дрожащей рукой на стол и снова застыл в неподвижности.
Потом решительно пошел к двери и вышел из кабинета. Сняв телефонную трубку, он набрал номер и стал ждать.
Когда он, наконец, заговорил, его голос звучал возбужденно и нервно.
– Это полицейский участок? С вами говорит Грэхем Гаррисон, Пенроуз Драйв, 16. Не сможете ли вы кого-нибудь прислать? Да, сейчас, если это возможно. Я полагаю, это касается убийства... Все остальное я сообщу тому человеку, которого вы пришлете... Нет, я не люблю по телефону... Хорошо, я буду ждать.
Он положил трубку и вернулся в библиотеку, опять к столу, на котором лежала записка. Он прочитал ее еще раз. Подписи не было. Там говорилось просто:
'Теперь вы знаете, каково это!'
Прислали Камерона. Это дело как раз поручили ему. Камерону не поручали трудных дел. Его послали потому, что в такое позднее время никого другого не было. Или, может быть, потому, что по поводу подобного телефонного звонка следовало послать именно такого человека, как он. Его имя было Майк- Лайн. Камерон был худой и его лицо имело угрюмое выражение. У него были выдающиеся скулы и впалые щеки. Походка его была неуверенная, его поступки были необдуманными и опрометчивыми. Он брался за каждое дело с неуверенностью новичка. Это происходило и в простых делах, которые для него казались бы явно рутинными.
Свою рубашку он уже давно не менял.
– Мистер Гаррисон? – спросил он и представился.
Гаррисон произвел на него впечатление подавленного горем человека.
– Я сожалею, что побеспокоил вас, – сказал Гаррисон. – Мне кажется, что я немного поторопился.
Камерон вопросительно посмотрел на него.
– Когда я поразмыслил, то дело вдруг представилось мне совсем в ином свете. Я хотел уже снова позвонить и попросить вас больше об этом деле не заботиться, что вы напрасно приехали сюда...
– Но, может быть, вы все же расскажете мне, что вас угнетает, мистер Гаррисон?
– Это несерьезно. У меня был своего рода шок. Как нарочно сегодня. Когда я это прочитал, то в первый момент мне в голову пришло ужасное подозрение...
Камерон ждал, но Гаррисон не закончил фразу.
– Именно сегодня я похоронил свою жену, – вот единственное, что он добавил.
Камерон с сочувствием кивнул.
– Я видел венок на двери. Но, тем не менее, скажите, что вы прочли?
– Вот. Это находилось среди писем с соболезнованиями.
Тот взял протянутую ему бумагу и внимательно рассмотрел ее. Потом поднял голову и испытующе взглянул на Гаррисона.
– Этому, естественно не следует придавать значения, – быстро сказал Камерон. – Очень пошло, даже цинично сформулировано. Может быть, кем-то, кто сам скорбел о своей потере. Но, впрочем...
Камерон вдруг уселся поудобнее, словно не собирался скоро уходить.
– Может быть, вы закончите эту фразу, которую недавно начали? Что же вызвало то ужасное подозрение, которое возникло у вас в первый момент, когда вы это прочитали?
Гаррисон неохотно ответил:
– Ну, моя жена, само собой разумеется, умерла от болезни самым обычным образом. Но когда я прочитал это, то сразу же подумал, что, возможно... возможно, пожалуй, понять все по-другому. Необоснованная мысль, навязчивая идея, подумаете вы? Мысль, что кто-то мог приложить к этому руки. Но, вероятно, эта идея, вспыхнувшая в моей голове, была совершенно нелепой.
Он закончил фразу с извиняющейся улыбкой.
Камерон не ответил улыбкой. 'Все же идея, – сразу подумал он, – а нелепая она или нет, в этом мы должны еще разобраться'.
Он снова взял бумажку в руки и стал балансировать ею в пальцах, словно хотел ее взвесить.
– Я полагаю, что вы совершенно правильно поступили, позвонив нам, – заметил он.
– Я не пациент, – сказал Камерон ординаторской сестре доктора Лоренца Миллера. – Я могу подождать, пока доктор не найдет для меня время. В крайнем случае, я могу прийти попозже.
– Там кто-то из полиции, – сказала сестра врачу в заключении разговора. – Он хочет задать вам пару вопросов о миссис Гаррисон. – Она повторила просьбу Камерона.
Врач, совершенно естественно, заинтересовался.
– Можете пройти к нему, – сказала она.
Доктора Миллера забавляло, что в виде разнообразия явился не пациент. А то, что его визитер из полиции, еще больше развеселило его. Он взял сигару, предложил Камерону и затем удобно устроился в своем кресле.
– Меньше всего желал бы я слушать вам пульс, инспектор, или измерять кровяное давление, – шутливо проговорил он. – Хотелось бы мне быть полицейским. Тогда, по крайней мере, я общался бы со здоровыми людьми.
– Со здоровыми преступниками, – сухо заметил Камерон. – И при этом были бы бедняком.
Они перешли к делу. На Камерона врач произвел хорошее впечатление. По крайней мере, он был убежден в его честности.
– Вы лечили миссис Гаррисон, доктор?
– В течение нескольких лет я был их домашним врачом. Когда-то он был моим школьным товарищем. Он вызвал меня...
Врач взглянул на календарь.
– ...по телефону 31 мая, рано утром. То, что я увидел, мне не понравилось, но сразу я затруднился поставить диагноз. В тот же день позже я нанес визит второй раз и немедленно забрал ее в больницу.
Он понизил голос.
– Больше я не терял времени, но, несмотря на это, было уже поздно. Еще до наступления ночи она умерла.
– И какова была причина смерти?
Врач нахмурился. Какое-то время он смотрел на пол, будто ему трудно было говорить.
– Тетансу, – тихо проговорил он. – Не пожелал бы своему злейшему врагу.
– Вы сказали, что во время своего первого визита вам не удалось установить диагноз?
– Это даже врачам редко удается. Только при втором визите я стал подозревать это. Исследования в больнице подтвердили мое предположение.
Он вздохнул.
– Было уже поздно вводить сыворотку. Мы ничем не могли помочь.
Камерон глубоко вздохнул.
– И от чего, вы считаете, это произошло?
– Входя в дом, она поранила себе ногу гвоздем. Но для меня главное было то, что с ней произошло, а не причина заболевания.
Камерон неторопливо кивнул.
– В этом заключается разница между нами обоими. Я работаю над прошлым, вы – над будущим.
– Однако, в этом случае, я полагаю, не может быть и речи о преступлении, – возразил врач. – Поэтому ваше сравнение к данному случаю не подходит.
