второй сапог, на этот раз уже всерьез опасаясь, что сошел с ума. Да что это, черт возьми, на него нашло?
— Правда?
Она так и светилась надеждой, и он, сам себе не веря, услышал собственный голос:
— Я мог бы послать записку Шейле… изобрести какой-нибудь предлог…
Господи, у него такое чувство, будто какой-то незнакомец захватил его тело и разум и теперь высказывается с полным пренебрежением к стремлению всячески избегать слишком тесного сближения. Но в процессе стягивания белой кружевной подвязки и чулка он вдруг решил, что, какой бы сумасбродной ни казалась идея, сознание того, что эти длинные стройные ноги обвивают его талию, само по себе уже является достаточно веским мотивом. И сумасбродство неожиданно приняло форму вполне осуществимого плана.
— Впрочем, Дитрих знает, что мы здесь.
Макс стащил вторую подвязку и чулок.
— Мы пробудем здесь недолго.
— Ты часто это делаешь? Ах, не знаю даже, почему спрашиваю, разве что чувствую себя так, словно бросаюсь с края земли, и…
— И я бросаюсь вместе с тобой, — мягко перебил он. — Только не спрашивай почему, ибо я понятия не имею. Разве что хочу любить тебя, пока не лишусь сил и никого уже не смогу любить, пока окончательно не потеряю голову и не смогу пошевелиться.
Лицо его на мгновение помрачнело.
— И поверь, я не слишком счастлив при мысли об этом.
— Мне очень жаль.
— Не стоит.
Открытая мальчишеская улыбка вознаградила Кристину за все сомнения.
— Говоря по правде, я не могу этого дождаться.
Она села и порывисто обняла его.
— Ты просто поразителен: идеальный, чудесный любовник, и я, кажется, вновь стала пятнадцатилетней девчонкой.
Кристина осеклась, потому что в пятнадцать лет не посмела бы сделать то, что сделала полчаса назад. Но ведь тогда ее и не предавали каждый час, каждый день, каждую ночь.
Сознательно отрешившись от мучительных дум, Кристина улыбнулась человеку, сумевшему хоть ненадолго освободить ее. Тому, кто окунул ее в море несказанного наслаждения.
— Итак, скажи мне, сколько еще времени нам позволено провести в этой чудесной розовой постели и как часто ты будешь любить меня. А главное, подтверди, подтверди, что это не сон.
Откинувшись назад, чтобы лучше видеть ее лицо, Макс даже улыбнулся такой горячности.
— Если это и сон, прошу, не буди меня, — с необычной нежностью прошептал он. — И мы без опаски можем пробыть здесь целый час. Никто не хватится нас до обеда. И поскольку время ограничено, мне остается взять тебя всего лишь тысячу миллионов раз.
Глаза ее радостно просияли.
— Ты слишком добр ко мне.
— В моих намерениях нет ничего великодушного, дорогая. Ничуточки. А теперь подними голову, и я расстегну эти бесчисленные пуговки на блузке.
— Лучше я. Так будет скорее. — Она поспешно принялась за длинный ряд пуговиц. — Если у нас всего только час…
Он сжал ее руки и, погладив, заверил:
— На этот раз мы не спешим. Дитер вернется домой не раньше чем через полчаса, и если даже кто-то вздумает пуститься на поиски…
Она попыталась что-то ответить, но Макс заглушил протесты быстрым легким поцелуем.
— На этот раз, — пробормотал он, снова прижимаясь к ее губам своими, теплыми и твердыми, — я заставлю тебя кончить… медленно… очень медленно.
Кристина улыбнулась и глубоко вздохнула:
— Попытаюсь расслабиться. И не знаю, как благодарить тебя за это… это невероятное чудо. Мне тридцать лет, из которых я замужем двенадцать, и все это время не подозревала, чего лишена.
— Рад услужить, мэм, — шутливо отрапортовал он, наклонив голову.
— Далеко не так, как я, — промурлыкала она.
— Подожди до следующего раза.
— Неужели будет еще лучше? Невозможно!
Макс рассмеялся.
— И лучше и… дольше, — вкрадчиво начал он, — и глубже и медленнее, и я надеюсь, что на твои крики не примчится хозяин.
Кристина потрясенно моргнула.
— Я не кричала.
Макс молча кивнул.
— О Боже…
Глаза его весело заискрились.
— Ничего страшного, пока дверь остается запертой.
— И ты не возражаешь?
— Почему это вдруг?
Кристина залилась багровым румянцем.
— Это кажется таким…
— Страстным и чувственным?
— Чувственным? — нерешительно промямлила Кристина, словно впервые выговаривала подобное слово.
— В этом нет ничего плохого, дорогая. Наоборот, это огромное преимущество. И у тебя большой природный талант.
— Это действительно так?
Он и вправду имеет дело с воплощенной невинностью! И это несмотря на то, что она уже не так молода и может считаться почтенной замужней дамой!
— Клянусь, — прошептал он.
— Мне вдруг захотелось отыграться за все потерянное время.
Макс не понял, шутит ли она или говорит всерьез. Уж очень тихо говорит.
— Я готов, — предложил он, вынимая шпильку из ее волос, — помочь тебе возместить все, что было утрачено, и на много лет вперед.
Он вытащил вторую шпильку.
— А если я окажусь слишком требовательной? — спросила она, заранее радуясь столь соблазнительной возможности.
— Сделаю все, чтобы ублажить тебя, — лукаво подмигнул он.
Кристина счастливо вздохнула.
— Должно быть, ты — греза каждой женщины, обернувшаяся явью.
Максу вдруг стало не по себе, такое неподдельное восхищение звучало в ее словах.
— Держи, — велел он, ссыпав шпильки в ее ладонь.
— Предупреждаю, — игриво заметила она, согретая его близостью и своим трепетным предвкушением, — что могу оказаться далеко не столь уступчивой, как была раньше. Видишь ли, я впервые испытала наслаждение и, придя в восторг от собственных подвигов, чувствую себя всесильной.
— Интересно, — хмыкнул он — человек, который всегда чувствовал себя всесильным. — И что теперь? Собираешься взять власть надо мной?
— Возможно, — улыбнулась она. — Как только научусь плавать немного лучше… говоря метафорически. Лулу сказала, что ты для этого самый подходящий наставник, и была права. О Господи…
Мимолетная гримаска изумления промелькнула на ее лице.
— Наверное, мне не стоило говорить этого. А мужчины тоже так откровенны со своими друзьями?
— Не знаю. Лично я — нет.
Еще две шпильки оказались в его пальцах, и бледно-золотые волосы рассыпались по ее плечам.
— Думаю, в твоей жизни столько дам, что нет необходимости обсуждать…
Она внезапно задохнулась. Он пропускал сквозь пальцы шелковистые пряди, и осторожные касания пробуждали необычайно сильные волны жара, обжигавшего ее лоно. Кристина в изнеможении прикрыла глаза.
Втайне довольный тем, что ушел от скользкой темы, с наслаждением перебирая роскошные пряди, он нетерпеливо ожидал, когда эта потрясающая женщина, которую он с такой неохотой взял сегодня на прогулку верхом, оседлает его. Запустив руки в золотистую гриву, он привлек Кристину ближе к себе. Она с готовностью подалась вперед, и он лизнул ее губы.
— Мне все равно, кто возьмет верх, пока мы будем свято, соблюдать условия.
— Какие именно? — шепнула она, дотронувшись до его языка своим.
— Мы даем друг другу вдвойне все, чего бы ни захотелось.
— Чудесно, — выдохнула она. — По рукам.
Такая сговорчивость заставила его плоть мгновенно рвануться вверх, и Кристина, ощутив эту напряженную твердость сквозь мягкую замшу, погладила ее ладонью. До чего же он велик!
Мысль об этом опалила ее жаром.
— Попытаюсь быть послушной и не спешить, но…
Она на миг затаила дыхание, ощутив ладонью внезапный резкий толчок.
— …но не могу ни за что ручаться…
В эту минуту и он, казалось, потерял всякую способность сдерживаться. Маленькая ручка будила в нем давно забытые желания и ощущения. Однако, понимая, что медленный путь приносит более сладкие плоды, Макс убрал ее руку.
— Позже, — пообещал он и, схватив ее, уложил на подушки. — Потерпи минуту, я сейчас.
Нагнувшись, он поспешно стянул сапоги, чулки и обернулся к ней:
— Кажется, мы снова возвратились к тому, с чего начали. Я сниму с тебя блузку, ты сорвешь с меня рубашку и так далее. Посмотрим, сумеем ли мы раздеться до того, как кончим.
— Значит, не одна я так нетерпелива!
Его ресницы чуть опустились.
— Мои друзья были бы шокированы.
— И мои тоже.
— Я не жалуюсь.
— И я тоже. Наоборот, — заметила она, лениво потягиваясь, так что большие груди соблазнительно встали острыми холмиками. — Боюсь, что эта вакханалия чувств так захватила меня, что я готова пренебречь всеми наставлениями своей матушки.
— Так, значит, она ничего не рассказала об этих наслаждениях? — осведомился Макс, касаясь затвердевшего соска, натянувшего ткань ее блузки. — Знаешь, я даже рад.
Он чуть сжал тугой бугорок большим и указательным пальцами и не смог заставить себя признаться, что ревновал бы ко всем мужчинам, бывшим до него. Вместо этого он выпалил:
— Рад, что все это ты берегла для меня.
— И это, — прошептала она, предлагая ему другую грудь. Восхитительная боль между бедер подстрекала ее на такие выходки, о которых она и не помышляла раньше.
Макс легонько стиснул второй сосок, ощущая, как он набухает под его пальцами, и, стоило ей качнуться к нему и тихо застонать, легонько толкнул ее назад, так что соски нестерпимо заныли.
О Боже, она сейчас кончит от одного прикосновения, полностью одетая, а ведь он даже не поцеловал ее.
— Пожалуйста, — едва слышно попросила Кристина. Он понял, о чем она просит, но отпустил ее, и она тихо протестующе застонала. Но
