отступить на шаг. Он тоже понял, что время теперь было не в цене.
– Я же не инвалид, дорогая. – Он подошел к кровати и начал расстегивать воротник своей мужицкой косоворотки. – И не хочу спорить с тобой в первую же ночь моего возвращения, но очень надеюсь, что ты передумаешь.
Он стоял у постели, собираясь раздеться, такой высокий и красивый, широкоплечий, очень похудевший, но так неотразимо соблазнительный, что она почти захотела отбросить все свое благоразумие и угрызения совести.
Пуговицы были расстегнуты, он поднял взгляд.
– Придется мне опередить тебя и раздеться первым. – Его улыбка была воплощением искушения. – Хотя мысль о том, как я буду раздевать тебя, подстегивала меня, пока я скакал домой. Я собирался начать с твоих чулок. – Он усмехнулся. – В мечтах я шел дальше в этом направлении. Так что я хочу помочь тебе раздеться. Подожди минутку… – Он отпихнул ногой расшитые шлепанцы, которые она дала ему, и взялся за застежку на брюках.
– Это нечестно. Теперь получается, что я сопротивляюсь, – она покрутила рукой, – когда ты…
– Готов заняться любовью?
– Ну… да… и это нечестно, потому что я с трудом пытаюсь не быть эгоисткой и пожалеть тебя, и вообще…
– Если ты действительно жалеешь меня, дорогая, – его пальцы трудились над застежкой на штанах, – то подойдешь чуть ближе. – Его глаза пылали жаром, улыбка призывала, явно видна была эрекция, оттопыривавшая мягкую шерсть штанов.
Нахлынувшее желание смело угрызения совести Татьяны, и как она ни пыталась сдержаться, трепет и волнение глубоко внутри ее только усиливались.
– Ты не будешь потом раскаиваться в этом?
Какое-то мгновение он с твердостью выдерживал ее взгляд, а когда затем заговорил, его голос стал хриплым от сдерживаемого вожделения.
– С тебя снимается любая вина, дорогая.
– Так уж и любая?
Он рассмеялся.
– Я что-то не припомню, чтобы ты была столь сдержанной.
– Слово «могила» иногда действует на меня так, – ответила она смущенно.
– Могила – это в далеком прошлом. – Он чуть подмигнул ей. – Подойди ближе.
– Насколько близко? – Вожделение слышалось в ее дрожащем голосе.
– Желательно прямо сюда, – мягко произнес он, едва заметным движением руки указывая на бугор на своих штанах.
– Это потому, что ты хочешь меня, – прошептала она, и мурашки пробежали по ее спине.
Он с трудом сдерживал себя.
– О да…
– Ты уверен, что тебе не будет больно, если я… – Его сердитый взгляд удержал ее от продолжения.
– Иди ко мне, – чуть слышно произнес он. И она пришла.
Шелк ее платья коснулся мягкой шерсти его панталон, его руки обвились вокруг ее талии, их жаркие тела слились воедино – его худое, жилистое и ее нежное, сладострастное, вызывающее желание, его твердая эрекция и ее расслабленный живот.
Он склонил голову и нежно поцеловал ее, и сладость момента заглушила на время неудержимую страсть. Любовь обрела материю и форму, запах и вкус, обволокла их своей неповторимостью и очарованием, заставила их вновь поверить в доброту мира.
И долго они просто сидели, крепко обнявшись, и ощущали блаженство.
Однако у человека, который отнюдь не был святым, нежное воркование Татьяны пробуждало плотские инстинкты, и когда она улыбнулась ему и тихо шепнула: «Добро пожаловать домой», его рот тронула улыбка.
– Это звучит, как будто ты скучала по мне.
Ее полузакрытые глаза пылали фиалковым огнем.
– Я тосковала по тебе во всех отношениях.
– И в этом тоже? – прошептал он, обвив руками ее спину, чувствуя изысканный шелк ее платья, тепло ее тела, его талисман и искушение, его радость и восторг. А когда его руки скользнули ниже и задержались на округлостях ее нежного зада, она растаяла с тихим вздохом.
– Именно в этом, – шепнула она, прильнув к нему.
– А так? – пробормотал он, теснее прижав ее к себе, и оба они ощутили опьяняющий трепет своих тел.
– О Господи… Господи…
Он знал этот восхитительный вздох облегчения со времени лета их любви и всегда вспоминал его с наслаждением. Он потащил ее к постели, упал на спину на мягкий матрас, увлекая ее за собой, и придушенно вскрикнул, когда она нечаянно потревожила его раненую руку.
Она испуганно отдернулась.
– О, прости, прости меня!
– Ничего, мне совсем не больно, – соврал он, притягивая ее обратно, не обращая внимания на резкую боль в руке, надеясь, что его раны не будут снова кровоточить. – Хотя если я совсем вырублюсь, разрешаю тебе посильнее стукнуть меня кулаком, чтобы привести в сознание.
– Ставр! – Оттолкнувшись и держась на руках, она с упреком смотрела на него. – Мы должны подождать.
Его хватка оказалась поразительно сильной, когда он, удерживая ее зад над собой, прогнулся бедрами так, что она почувствовала его эрекцию.
– Больше не ждем, – буркнул он и, весь дрожа от нетерпения, принялся стаскивать с себя штаны, зная, что не переживет, если заботливая рука остановит его. – Я устал от болтовни, – добавил он сердито. А когда его восставший член выскочил на свободу, он был вознагражден, услышав ее тихий лихорадочный стон. – Уж ты-то не причинишь мне боли, – прошептал он, задирая ее юбку и нижнюю рубашку, стягивая с нее шелковые и муслиновые одежды. – Вот теперь я знаю, что жив.
Она вдруг поняла то, что казалось ей спешкой и безумием.
– Мне не надо спорить с тобой.
– Да, не стоит. – Он деликатно поглаживал растопыренными пальцами изгибы ее бедер. – Ты все равно проиграешь.
– Или выиграю, – парировала она страстным шепотом, слегка двигая бедрами под его руками.
Он тихо рассмеялся:
– Мы оба окажемся в выигрыше.
– Начнем прямо сейчас? – поддразнила она, едва заметно шевелясь под его торчащим членом.
– Сейчас было бы в самый раз, – пробормотал он многозначительно.
Она встала на колени над ним.
– Я вижу, здесь ран нет… – Она пробежалась пальцами по всей длине толстого пениса.
– Все во вполне рабочем состоянии, – ответил он насмешливо.
– Нам придется убедиться в этом, – заметила она игриво.
Она смотрела, как его член под ее руками на глазах набухает и растет, блестящая головка трепещет в унисон с биением сердца, приобретает темно-алую окраску. Его глаза закрылись, спина выгнулась дугой, а она любовалась творением рук своих.
– Да ты чудо как здоров, – пробормотала она и покрепче сжала пальцы. Результат не замедлил сказаться – член восстал заметно сильнее. – Прелесть моя, ты просто рвешься в бой, – пробормотала она.
Его ресницы приподнялись, зеленые глаза пылали.
– Я рад, что ты согласна, ведь я готов месяц не выпускать тебя из постели. – Его палец скользнул по лобку, затем ниже, деликатно обследовал липкую, влажную щель. – Надеюсь, ты сможешь продолжать. – Чуть подтолкнув ее вверх, его палец проник в ее сладостное лоно, и она растаяла вокруг него, сочная и теплая, взмокшая от вожделения.
– Потому что мне хочется, чтобы это длилось бесконечно… – Он перевел дух и засунул еще один палец.
Озабоченная интенсивной пульсирующей болью между ног, она смотрела на него невидящим взглядом, пытаясь понять смысл его слов.
– Длилось? – В ней нарастало предчувствие оргазма, и она никак не могла понять слово «длилось», вполне разумное в других обстоятельствах. – Пожалуйста… не говори этого, – задохнулась она, неистово ерзая на его пальцах.
– Ну, может, в следующий раз, – пробормотал он, вынул пальцы, перевернулся и устроился у нее между ног, не чувствуя боли благодаря нарастающему вожделению.
– Ты не против, правда ведь? – проронила она, раздвинула ноги пошире, прогнулась дугой бедрами вверх и принялась лихорадочно тереться влажной плотью о его восставший член.
Не склонный отвечать, умирая от наслаждения, он прижал ее бедра, быстро пристроился к зовущему жару и вошел в нее, в ее сладостное убежище.
Уцепившись за его плечи, она заставила его войти глубже, поглотив своей шелковистой пульсирующей плотью, со страстью, от которой закипает кровь, о которой он мечтал в мучительные месяцы выздоровления.
– Ну как, ты чувствуешь, что ты живой? – задыхаясь, вопрошала она, охваченная радостью жизни.
Тихое урчание, вырвавшееся из его горла, было продолжением его ответа, выражая переполнявшие его чувства. Он поддал бедрами, проникая в нее все глубже, крепко обхватил ее, ритмично и умело работая тазом, автоматически настраиваясь в такт ее ответу. Она, как всегда, мчалась на всех парах к оргазму, хотя у них обоих были причины для безудержной страсти после столь долгой разлуки и воздержания… и он спешил сравняться с ней, утолить ее желание. Секунду спустя они одновременно взорвались в бурном экстазе, его необузданность на мгновение затмила все, окружающий мир перестал существовать, торжествующая сущность жизни властно утвердилась во всем своем великолепии.
Счастье и блаженство переполняли их.
Татьяна первая перевела дух.
– Прости меня. Ты ведь хотел, чтобы это было долго, – заметила она с грустью.
Его грудь тяжело вздымалась, он пожал плечами и наклонился, чтобы поцеловать ее в кончик носа.
– Это… не важно, – прохрипел он.
– Потому что у нас еще целая ночь.
– По меньшей мере.
– Или тысяча ночей, – воскликнула она с восторгом.
Он сделал глубокий вдох.
– Или десять тысяч ночей.
Она притянула его голову и радостно поцеловала его.
– Разве это не здорово?
Он кивнул, а в голову ему вдруг пришла мысль о том, что многие из его людей оказались не столь везучими. На его лице появилось серьезное выражение.
–
