внимание крыше и дверям. Под конец она прошла к кухонной двери, стоявшей нараспашку. Рядом, под навесом, на котором обвивавшая его виноградная лоза начала расправлять листья, за плетеным столиком сидел повесив голову и зажав между коленями ладони мужчина средних лет. Перед ним стоял нетронутый стакан с водой.
– Мистер Снелл? Мужчина поднял голову.
– Увезли тело, – проговорил он. – Она была закрыта с головы до пят. Завернута и обвязана. Ее положили в мешок. Нехорошо. Не подобает так, верно? Это даже не уважительно.
Изабелла присоединилась к нему, выдвинув стул и поставив чемоданчик на бетонное покрытие. На мгновение в ней шевельнулась потребность успокоить мужчину, но любые выражения сочувствия показались ей бессмысленными. Мертвые мертвы, что бы кто ни говорил или ни делал. Ничто не изменит этого факта для живущих.
– Мистер Снелл, когда вы сюда приехали, двери были заперты?
– Я попытался войти, когда она не ответила, но не смог. Тогда я заглянул в окно. – Он стиснул руки и судорожно вдохнул. – Она ведь не страдала, нет? Я слышал, как говорили, что тело даже не обгорело, и именно поэтому они сразу смогли установить, кто это. Значит, она задохнулась в дыму?
– Мы ничего не можем сказать точно, пока не будут готовы результаты вскрытия, – произнесла сержант Коффман. Она появилась в дверях дома и ответила с профессиональной осторожностью.
Мужчина как будто бы принял ее слова.
– А что с котятами? – спросил он.
– С котятами? – не поняла Изабелла.
– С котятами мисс Габриэллы. Где они? Никто их не выносил.
– Наверное, они где-то на улице, – предположила Коффман. – В доме мы их не видели.
–Но она же на прошлой неделе взяла себе двух малышей. Двух котят. Нашла их у родника. Кто-то оставил их в коробке рядом с тропинкой. Она принесла их домой, ухаживала за ними. Они спали на кухне в собственной корзинке и… – Снелл вытер глаза тыльной стороной руки. – Мне нужно развезти молоко, пока оно не скисло.
– Вы взяли у него показания? – спросила Изабелла у Коффман, когда, нагнувшись, вошла в низкую дверь и оказалась на кухне.
– Только много ли от них проку? Я подумала, что вы захотите лично с ним побеседовать. Отпустить его?
– Если у нас есть его адрес.
– Ясно, я этим займусь. А мы все там. – Коффман указала на внутреннюю дверь, за которой Изабелла увидела край обеденного стола и угол камина, занимавшего всю стену.
– Кто в столовой?
– Три парня из пожарной бригады и группа из нашего участка.
– Криминалисты?
– Только фотограф и патологоанатом. Я решила, что остальных лучше не пускать, пока вы сами не взглянете.
Она провела Изабеллу в столовую. Два детектива-практиканта стояли по обе стороны от останков кресла, развернутого под углом к лестнице. Наморщив лбы, они разглядывали его, являя собой воплощение раздумья. Один был сама серьезность, второй, видимо, страдал от едкой вони обуглившейся обивки. Оба они были не старше двадцати трех лет.
– Инспектор Ардери, – представила Коффман. – Мейдстоунские специалисты по делам особой важности. Вы двое, посторонитесь, дайте ей место. И постарайтесь что-нибудь записать в ходе расследования.
Изабелла кивнула молодым людям и переключила внимание на то, что, по всей видимости, являлось очагом возгорания. Поставив чемоданчик на стол, она положила в карман пиджака рулетку, пинцет и плоскогубцы, достала блокнот и сделала предварительный набросок плана комнаты, спросив при этом:
– Ничего не трогали?
– Ни волоска, – ответила Коффман. – Поэтому я и позвонила старшему, когда это увидела. Кресло у лестницы – посмотрите на него. Оно, кажется, стоит не на своем месте.
Изабелла не торопилась соглашаться с сержантом. Она понимала, что та ведет к логическому вопросу: «Что кресло делает у лестницы, да еще стоя под таким углом?» Чтобы спуститься на первый этаж, его пришлось бы огибать. Положение кресла указывает на то, что его сюда передвинули.
Но, с другой стороны, комната заставлена всякой мебелью, не тронутой огнем, но изменившей цвет от дыма и покрытой копотью. Кроме обеденного стола и четырех стульев вокруг него в столовой имелось старомодное кресло на колесиках и еще одно, парное к сгоревшему, кресло по другую сторону камина. У одной из стен стоял буфет с тарелками, у другой – столик с графинами, у третьей – горка с выставленным в ней фарфором. И на всех стенах висели картины и гравюры. Сами стены, очевидно, были белыми. Одна из них теперь почернела, а другие окрасились в разные оттенки серого. Как и кружевные занавески, обвисшие на своих карнизах и покрытые копотью.
– Ковер осматривали? – спросила у сержанта Изабелла. – Если кресло передвинули, мы где-нибудь найдем вмятины. Возможно, в другой комнате.
– Вот они, – ответила Коффман. – Посмотрите.
– Сейчас, – проговорила Изабелла и закончила рисунок, изобразив образовавшееся на стене пятно. Рядом она быстро набросала план этажа и пометила на нем мебель, камин, окна, двери и лестницу. И только тогда приблизилась к источнику возгорания. Здесь она сделала третий рисунок – самого кресла, отметив явные следы огня на обивке. Стандартная картина.
Локализуясь, огонь такого рода образует собой как бы букву «V» с источником возгорания в основании
