настоящий преступник здесь один — это он, Сутар. Оба вы — с Эритеи, ну так поэтому именно ты и никто другой должен был начать борьбу с ним. Если тебе не пришлось бы противостоять Сутару, разве ты взялся бы за меч? Я не могу поверить, что тебя осудят!
— Ты еще видишь мир по-детски ясным, и я завидую твоей убежденности.
— Ну какой ты преступник? Да я не знаю никого лучше тебя!
— Значит, я могу считать себя оправданным.
— Не шути так. Если надо, я могу подтвердить.
— Тебе ничего не придется подтверждать. Через несколько часов ты будешь дома, и все, что тут произошло, покажется тебе недобрым сном. А я…
Ладью сильно шатнуло раз и другой.
Сидевший у руля Сутар повернул к ним растерянное, как у нашкодившего мальчишки, лицо. Куда девались его спесь и самоуверенность! Ратас оттолкнул его и бросился к пульту.
— Этого я и боялся! Тот удар все-таки дал о себе знать. Хороших воинов вымуштровал для тебя Турс! Метко бросают копья.
Ладья пошла на снижение.
— Эх, еще бы немного! — с досадой в голосе сказал Ратас. — Быстро починить ладью мы не сможем. Остаток пути придется пройти пешком. Скажи-ка, Сутар, ты, конечно, оставил в доме охрану?
— Оставил.
— Сколько человек?
— Восемь.
— Здесь, в Гресторе, ты показывал кому-нибудь, как действует атерон?
— Турс знает…
— Ты брал его с собою в путешествия?
— Брал.
— Значит, он указал тебе на Виту?
— Он.
— Выходит, узнал…
— Как-узнал? — удивилась Вита. — Мы же с ним раньше не встречались!
— Речь не только о тебе…
Ладью сильно тряхнуло. Столкнувшись с землей, она проползла еще немного, круга кусты и деревья, и остановилась.
— Что ж, приехали. Надо выходить. Давно не ходил пешком, Грозный бог?
— повернулся к понурившемуся Сутару Ратас.
Тот молча перелез через высокий борт. Как не вязалась его роскошная одежда и корона на голове с этим виноватым выражением лица!
— Вита, — сказал Ратас, — я рассчитывал, что успею предупредить своих и мы будем на месте раньше, чем придет подмога воинам Сутара. А она вскоре придет, ведь Турс знает, где атерон, не так ли? — спросил он, обращаясь к Сутару. Тот молча кивнул. — Для него это символ власти и могущества, и он не захочет его уступить. Нам надо во что бы то ни стало сегодня добраться туда и связаться с Эритеей. Если опоздаем, все пропало. Сделай теперь для меня то, чего не захотела сделать для Грозного бога: думай об Эрлис, девочка! Думай о ней так, как будто от нее зависит твоя и моя жизнь! Да так оно и есть…
Вита прислонилась к дереву и, чтобы сосредоточиться, закрыла глаза. Она попыталась представить себе Эрлис такой, какой видела ее в последний раз. Синее покрывало и печальные глаза… Сутар спросил: как она тебя называла? Называла по имени, а еще — сестрою… Эрлис, сестра, откликнись! Помоги! В лесах ли, среди серых скал, в пустыне или в многолюдном городе, услышь меня, родная, отзовись, Меченая молнией!
И вдруг, словно при вспышке небесного огня, Вита четко увидела скалы, и темное небо над ними, и пламя костра, и голос Эрлис, знакомый голос позвал ее — так, словно она сама в мыслях произнесла эти слова, хоть она и знала, что не ей они принадлежат: «Что, сестра?»
— Ратас, она ответила, — прошептала Вита, не решаясь открыть глаза — а вдруг все исчезнет?
— Передай, пусть собирает наших и немедленно идет к тому месту в горах, где она жила с Крейоном. Встретимся там. Их задача — снять охрану. Она невелика, восемь человек.
И лишь только Вита подумала об этом, голос Эрлис все так же беззвучно ответил ей:
«Хорошо, сестра. Мы придем».
Она подняла глаза на Ратаса.
— Что это было? Я с ней вправду говорила?
— Да.
— Но как?.. Сутар объяснял, что между нами существует какая-то особая связь…
— Такая связь на самом деле есть. Скоро ты все поймешь сама. Потерпи еще немного. Вита. Я мог бы раскрыть тебе и эту тайну, но лучше, чтобы ты увидела собственными глазами…
Вита надула губы, как ребенок, не получивший обещанного подарка.
— Ладно! Пусть будет по-твоему.
— А теперь — в путь. Дорога нелегкая, но ничего, одолеем. Сутар, может, ты сбросишь свои побрякушки? Легче будет идти.
Правитель Грестора послушно снял с себя и положил на землю корону и верхнюю одежду, расшитую массивными золотистыми бляхами.
Они спустились в глубокое ущелье, а потом долго карабкались вверх по склону, цепляясь за кусты и траву. Мягкая почва уходила из-под ног, они падали, скользили, поддерживали друг друга. Наконец выбрались из ущелья и пошли узкой тропкой между скал — Ратас впереди, за ним Вита, а позади Сутар.
— Ратас, — украдкой шепнула Вита, когда Сутар немного отстал, — может, лучше было бы оставить его там, возле поломанной ладьи? Быстрее дошли бы…
— Нельзя. Он мне нужен.
— Тебе виднее, — пожала плечами. Присутствие Сутара — нового Сутара, уже не исполненного недоброй, разрушительной силы, а самого похожего на развалину, угнетало девушку. Она не могла разговаривать при нем так, словно его нет, а ей еще столько хотелось расспросить!
— Скажи мне, ведь Эритея, как ты говорил, это один из вариантов нашего будущего. Как же у вас мог появиться такой вот Сутар? Я всегда думала, что вы должны быть лучше нас…
— Все не так просто, Вита. Мне кажется, мы слишком уж тешились своим могуществом, своей властью над природой. Сделали все для того, чтобы человеку было удобно и спокойно жить. Но за удобством и покоем начали забывать о самом человеке… Самым главным для нас было то, как он делает свое дело, а добрый он или злой, веселый или грустный, жестокий или ласковый — значило очень мало. Недаром Сутар решил, что принес гресторцам счастье, когда накормил и одел их, а потом еще и думать за них стал. Урок Грестора — суровый урок. А Сутар — Сутар всегда был тщеславным и самоуверенным, хотя способности у него посредственные. Именно его серость, заурядность и породили эту уродливую жажду власти, стремление принизить, нивелировать других. Иначе откуда у него убеждение, что лучше всего для человека — быть, как все, не выделяться среди других ничем — ни покроем одежды, ни выражением лица, не мыслями? Я и представить себе не мог, как далеко он зайдет… А когда понял, было уже поздно. Он окружил себя надежной охраной и надел на головы своих воинов шлемы из особого сплава — не для того лишь, чтобы выделить их среди других и защитить во время боя — нет, он таким образом хотел уберечь их от меня. Боялся, что я смогу подавить их волю и заставлю повиноваться мне, а не ему. А мне приходилось действовать больше мечом… Я неплохо умею им владеть. Меня учили старые бойцы. В молодости я увлекался фехтованием — вот уж не думал, что это мне так пригодится… Как мне хочется сбросить наконец с себя эту вечную осторожность, необходимость постоянно оглядываться. До чего же здорово — дышать полной грудью и не думать, что враг ожидает тебя в засаде! Лишь теперь, когда до цели осталось так мало, я могу сознаться, потому что раньше не позволял себе даже думать об этом, — я очень устал…
Вновь начался крутой подъем, и Ратас замолчал. Стояла предрассветная тишина, слышно лишь было, как осыпаются из-под ног камешки и тяжело сопит Сутар.
На вершине остановились передохнуть. Под ясным утренним небом глаза Ратаса расцвели такой
