- Может, попытаться уговорить дежурную? - замялся Фельдман, осматривая недоступный пожарный выход на втором этаже. - Вдруг пропустит?
- Бабка, мг-м, того... не молодая - не уговоришь, так сказать, Матвеенков словно зачерпнул пригоршню из личного опыта. - Будем, ну, это... пробиваться здесь. - На удивление легко воспрянув телом, откормленным по беконному методу, с прослоечкой, Леша вмиг оказался на козырьке балкона.
Решетнев безошибочно повторил трюк. У Фельдмана сноровки не хватило. Он метался под балконом, как лиса под виноградом, и шепотом умолял друзей придумать что-либо. Ему подсказали найти какой- нибудь ящик. Фельдман не поспешил бы на поиски с такой прытью, поучаствуй он в последнем субботнике, во время которого все нужные и ненужные предметы были собраны в кучу и сожжены. Прочувствовав невыполнимость затеи, Фельдман вспомнил, что он член профкома, и отправился восвояси. 'А ну их, этих девочек!' - решил он уже в постели.
Выходя утром из женского общежития, друзья напоролись на вахтершу.
- Стойте! Как вы здесь оказались? - запричитала она, схватив Матвеенкова за рукав.
- Да я... в смысле... безо всякого, так сказать, - побрел Леша в свои обычные в подобных случаях речевые дебри.
- Ты мне не умничай! Корчишь из себя ненормального! Я двадцать лет тут сижу и все ваши иностранные языки выучила! Разбираюсь, когда 'ноль один' звонить, когда 'ноль два'!
Решетнев под шумок развернулся к балкону. Вчерашний пожарный маршрут показался ему безопасней.
Спустя полчаса Решетнев возлежал в травмпункте.
- Где это вы так? - отвлекал его разговорами хирург, ощупывая больную ногу.
- Антенну с друзьями устанавливали.
- Лучше бы к девушкам сходили, чем по крышам в такую погоду лазать, поглумился врач и что есть мочи дернул за пятку.
- А-а! - заорал Решетнев.
- Ну вот, кажется, все. У вас трещина плюсны.
- Серьезно?!
- Шучу, у вас перелом, - улыбнулся хирург.
535-я комната превратилась в палату. Посетители шли и шли. Даже в понедельник, когда никто никуда не ходит.
- Эк тебя угораздило, - соболезновали они Решетневу. - Жил же, как человек, и на тебе - по женским покоям понесло.
- В жизни надо срываться, - оправдывался Решетнев, используя любимое выражение Бирюка.
Прихожане выражали потерпевшему соболезнование и попутно выметали из тумбочек все продукты. Вместо того, чтобы, как подобает, приносить их больному. Запасы 535-й таяли на глазах.
- Как долго у тебя срастается кость, Решетнев! - говорили сожители. - Похоже, она у тебя без всякого костного мозга! Ты нас по миру пустишь!
Самым методичным гостем был Матвеенков. Он являлся, сидел для приличия минуты две-три у изголовья больного, а потом, жестикулируя сосисочками пальцев, начинал элегию:
- Я, так сказать, в смысле, одним словом, в крайнем случае, произносил он, словно пораженный моторной афазией.
- В шкафу! - обрывал его Гриншпон. - От тебя ничего не скроешь!
Леша брал пять своих почти законных клубней и, заведя сложный благодарственный монолог, исчезал за дверью.
- Ты допускаешь потраву угодьев, Решетнев! - негодовал Артамонов. За это раньше сажали!
- Зачэм обижат чэловэк? - защищал Решетнева Мурат. - Тыбылыс лубой гост надо отдать всо! Панравилса кинжял - отдай кинжял, спросыли время отдай часы!
- Понимаешь, брат, - оттеснял Мурата Гриншпон, - наш равнинный лабаз не вынесет твоих высокогорных обычаев! И когда, наконец, тебе придет денежный перевод от родителей на очередную помолвку?
Оставалось одно - погрузочно-разгрузочные работы без использования подъемно- транспортных средств.
Дабы не вымереть, 535-я комната была вынуждена устремиться на заработки и, чтобы не попрошайничали, прихватила за компанию 540-ю, хотя Фельдман обещал всем своим одногруппникам материальную помощь. Да еще почти силком заставили отправиться с собой Пунтуса с Нынкиным, которые уже неделю пытались впасть в спячку.
Город засыпал. Он долго ворочался - искал удобную позу. То здесь гасло и вновь вспыхивало окно, то там. Потом город долго вздрагивал во сне то сиреной 'скорой помощи', то запоздалым скрипом тормозов на перекрестке.
- Хорошо зверям, - говорил по дороге Нынкин, - чуть голод - сразу в спячку.
- У них хоть совесть есть, - поддерживал вялый разговор Пунтус. Они нет-нет, да и просыпаются, а ты, если заснешь, то лет до сорока.
По ночам на холодильной базе платили вдвойне.
В этот раз рефрижераторы были с мойвой. Договорившись насчет оплаты, студенты приступили к разгрузке.
Фельдман в основном перекуривал и болтался по складу. Совершенно случайно он напоролся на чей-то тайничок с красной рыбой. Наверное, кто-то из служащих припрятал, чтобы в удобный момент утащить, допустил он и аккуратно переложил живность к себе в портфель. В конце разгрузки Фельдман расколол о колено плитку свежемороженой мойвы и большую часть сунул за пазуху.
- Будет неплохим подспорьем, - сказал он, застегивая куртку на все пуговицы.
- Да кто ее станет есть? - попытались отговорить его друзья.
- Ее надо уметь приготовить, только и всего, - оправдал рыбу Фельдман. - У нас в стране - дефицит поваренных книг, поэтому многое залеживается. Никакой кулинарной культуры в быту!
На проходной студентам в рамках ежемесячника по борьбе с базовыми несунами устроили проверку. Фельдман встал в очередь на досмотр последним боязно все-таки, хоть и рядовое, не для себя, но все же расхищение социалистической собственности.
Пока ощупывали передних, мойва за пазухой Фельдмана быстро таяла. Непоправимо быстро. Охранник, проверяя портфель, с ужасом наблюдал за глазами Фельдмана, бегающими туда-сюда, как в нистагме. Глаза норовили и спрятаться от непонятно откуда взявшегося стыда, и в то же время хотели все вокруг видеть.
- Кажется, переработал хлопец, - пожалел Фельдмана проверяющий из вневедомственной охраны.
- Быстрее, дедуля, быстрее, - крутился, как на огне, незадачливый расхититель.
- О! - воскликнул дед, нисколько и никуда не торопясь. - Красной рыбы у нас на базе вроде бы не было! Где такую красавицу раздобыл?
Фельдман сообразил, что вагон красной рыбы разошелся по начальству настолько тихо, что даже охрана не в курсе.
- Рыбки мороженой почему не взяли? Питаетесь, небось, не шибко? спросил вохровец, не найдя мойвы, которая, как он считал, была единственным товаром на базе.
- Генералы не питаются отбросами! - выдавил Фельдман фразу из шедшего в 'Победе' фильма и, будто ошпаренный, вылетел с проходной. Бросив на землю портфель, Фельдман начал яростно раздеваться. Оттаявшие мойвинки проскальзывали через штанины и, словно живые, падали у ног.
- Не могли первым пропустить! - посетовал Фельдман на друзей. - Для вас же старался!
- Да ты, вроде, и не спешил, - сказали Пунтус и Нынкин.
Грузчикам стало настолько жалко вымокшего друга, что Рудик предложил не откладывая зайти в пивной зал 'девятнарика', чтобы красную рыбу, которой Фельдман намеревался полакомиться в Новый год, не есть всухомятку, да еще и спозаранку.
В следующую ночь Фельдман на шабашку не вышел. Его уклончивая речь перед бригадой прозвучала как-то неубедительно, и тогда Фельдман привлек всю двигательную мышечную энергию, чтобы жестами доказать друзьям, насколько чаще пробоины в отоплении общежития случаются ночью и почему он, как дежурный сантехник на полставки, должен постоянно быть начеку, а не таскаться по всяким базам!
