– Я тоже очень рада, – ответила я.
– Там, у ворот, тебе было страшно?
– Немного. И когда мы проезжали по Шее Орла – тоже. Джоан часто рассказывала мне про это место. Но я все равно испугалась. Возможно, потому, что было очень темно.
– Мы конечно же к нему привыкли, – кивнув, заметила миссис Хейлсворт. – На этом участке дорога гораздо шире, чем кажется. Когда увидишь его днем, то убедишься, что ездить по нему абсолютно безопасно. А сейчас, перед тем, как мы ляжем спать, мне хотелось бы посмотреть, как там Джоан. Хочешь, пойдем вместе?
Я поднялась с софы и только тогда поняла, как сильно устала. Дорога и тревожное ожидание у ворот усадьбы Хейлсвортов окончательно вымотали меня.
Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Шум наших шагов заглушал постеленный здесь толстый ковер. Вправо и влево от лестницы уходили просторные коридоры.
– Это моя комната, – с улыбкой произнесла миссис Хейлсворт, когда мы подошли к первой двери. – Следующая – Джоан. Будить бедняжку не будем, пусть спит. Никак не могу понять, как такое могло произойти. У нас в доме надежная система сигнализации. Я предложила Джоан перебраться ко мне, но она наотрез отказалась. И понятно почему. В этой комнате она живет с самого дня рождения. Тише!
Открыв дверь, женщина на цыпочках вошла в комнату дочери. Я последовала за ней.
На столике рядом с огромной старинной кроватью горел ночник. На кровати, разметав по подушке свои светлые волосы, спала Джоан Хейлсворт. Сон ее был глубоким. Лицо подруги показалось мне совсем юным.
– Джоан нисколько не изменилась, – в удивлении прошептала я.
– Да, не изменилась, – согласилась со мной миссис Хейлсворт. – Она крепко спит, так что не будем ей мешать.
Женщина подошла к окну и проверила на ставнях запоры. Я посмотрела на спящую Джоан. Она выглядела изрядно похудевшей, но ее лицо и слегка скривленные, словно от обиды, губы оставались прежними. Такими они были у той девочки, с которой мы вместе учились, сначала в подготовительной школе, а затем несколько месяцев в колледже Редклиффа. Да, тот период был в моей жизни самым счастливым. Вскоре для меня наступили черные дни. Сначала в дорожной аварии погибли мои родители, а потом я узнала, что отец, которого всегда считала человеком довольно состоятельным, погряз в долгах. На их уплату ушло все, что оставили мне родители. Его кредиторы уверяли меня, что если бы отец не погиб, то непременно бы с ними расплатился. Они глубоко сочувствовали моему горю, предлагали помощь, как финансовую, так и в трудоустройстве на высокооплачиваемые должности в своих конторах. Но все это было не то, чего мне хотелось. В сравнении с гибелью моих родителей, которых я просто обожала, утрата материального благополучия мало что для меня значила. Мы были маленькой дружной семьей, и у нас не было друг от друга никаких тайн. В то время мне больше всего хотелось покинуть знакомые места и забыться в работе. Наилучшим выходом мне тогда казалось стать медсестрой. Вот только в этой работе я быстро разочаровалась.
Из раздумий меня вывело прикосновение руки миссис Хейлсворт.
– Ты, должно быть, устала с дороги, – сказала женщина. – Пойдем, Эли, я покажу тебе твою комнату.
Я молча последовала за ней.
Тогда в Редклиффе ее дочь помогла мне пережить первое потрясение. Глядя на спавшую Джоан, я вспомнила, как она вместе со мной рыдала. Она знала моих родителей и очень их любила. В особенности – маму. В пору учебы в колледже я при первой возможности привозила ее к нам в дом, стоявший на живописном берегу залива Массачусетс. По окончании первого семестра она намеревалась взять меня с собой к ним в Сторм-Тауэрс. Но тогда я поехать с ней не смогла: на меня обрушилось страшное горе. Мне нужно было начинать новую жизнь. И как можно скорее. Я выучилась на медсестру, но связь между нами была утеряна.
– Ну, как она выглядит? – спросила Сара Хейлсворт.
– Успокоительное на нее подействовало.
– А в остальном?
– Внешне Джоан совсем не изменилась. Такая же юная, какой была в школе.
– Многие здесь считают, что моя дочь остановилась в развитии. Она очень нежная девушка. Мы с тобой, Эли, всегда прекрасно это осознавали. Но наше мнение о ней разделяют здесь немногие.
– Джоан всегда была легкоранимой...
Да, такой она была всегда, подумала я. Девочки, когда собираются вместе, как, например, в школе или колледже, порой становятся жестокими и по отношению к другим ведут себя довольно агрессивно. Я была немного старше Джоан Хейлсворт, и к тому же меня назначили старостой группы. Видя ее беззащитность, я сразу же приняла Джоан под свое крыло и, как могла, пыталась ей помочь.
– После твоего отъезда жизнь в Редклиффе для Джоан стала невыносимой, – внезапно помрачнев, сказала миссис Хейлсворт. – Так что мне пришлось ее оттуда забрать.
Горечь, с которой она это произнесла, поразила меня. Возможно, поэтому я, сама не зная, что делаю, неожиданно поцеловала ее в щеку. Женщина резко вздрогнула, словно это был не поцелуй, а пощечина.
– Простите, – смущенно пробормотала я.
– После того как я привезла Джоан домой, она несколько месяцев болела, – словно ничего не произошло, продолжила миссис Хейлсворт. – Очень тяжело болела, Эли. И постоянно вспоминала о тебе. Говорила, что ты была к ней очень добра. Ты же знаешь, что другие девочки ее ненавидели.
– Нет, миссис Хейлсворт, это совсем не так, – замотав головой, возразила я. – Да, они подтрунивали над ней, но не понимали, что этим сильно ее обижают. Они же не знали, что Джоан по натуре очень обидчивая.
