Роберт Силверберг
Время «Икс»: Пришельцы
Г. Д. Уэллсу, тому, кто шел первым
Когда солнце будет скручено,
И когда звезды облетят,
И когда горы сдвинутся с мест,
И когда десять месяцев беременные верблюдицы
Будут без присмотра,
И когда животные соберутся,
И когда моря перельются,
И когда души соединятся,
И когда зарытая живьем будет спрошена,
За какой грех она была убита,
И когда небо будет сдернуто,
И когда Ад будет разожжен,
И когда Рай будет приближен;
Узнает душа, что она приготовила.
1.
ТОЧКА ОТСЧЕТА: СЕГОДНЯ.
ВРЕМЯ «ИКС»: ПЛЮС СЕМЬ ЛЕТ
В это ясное осеннее утро Кармайкл, возможно, был единственным человеком к западу от Скалистых гор, который не знал, что творится в мире. А между тем происходящее можно было в определенной степени назвать концом света. Однако Кармайкл — вообще-то при рождении ему дали имя Мирон, хотя все называли его Майком — провел неделю в прекрасной черной пустыне к северо-западу от Нью-Мексико, наслаждаясь уединением, и освобождал душу от накопившегося в ней шлака, а потому на некоторое время выпал из действительности.
Задолго до рассвета он сел в свою маленькую «Цессну», взлетел с раздолбанного полевого аэродрома и устремился на запад, домой. Обратный путь оказался на редкость тяжелым. Практически с самого момента взлета яростный, почти штормовой ветер, дующий из самого сердца континента, швырял легкий самолет из стороны в сторону, словно задавшись целью развалить его на части.
Скверно. Восточный ветер такой силы может обернуться множеством неприятностей для всего побережья, в особенности в это время года. Стоял поздний октябрь, самый пик сезона пожаров в Южной Калифорнии. Последний раз дождь здесь выпал пятого апреля, и сейчас весь регион представлял собой одну пороховую бочку. Достаточно крошечной искры, чтобы стремительный суховей из пустыни раздул ее в яростный, опустошительный костер. Такое случалось почти каждый год. Вот почему Кармайкл ничуть не удивился, когда на подлете к Сан-Бернардино увидел далеко впереди на горизонте расплывчатую линию коричневого дыма.
Ближе к Лос-Анджелесу эта линия стала заметно темнее и гуще. Проносясь над гребнем Сан- Габриель, он успел заметить, что на севере и юге коричневых пятен меньше, зато с запада на восток дымная линия тянется почти до самого океана. Очагов пожара, похоже, несколько. Плохо дело. В это время года Лос-Анджелес всегда оказывался на грани риска. При таком сильном ветре весь этот безумный город легко мог превратиться в один огромный костер.
У диспетчера, который в аэропорту Бурбанк сажал Кармайкла, был хриплый, сорванный голос. Неужели что-то действительно не так? Впрочем, у этих парней голоса всегда хриплые и сорванные. Эта мысль немного успокоила Кармайкла.
Выйдя из самолета, он сразу же почувствовал запах гари: хорошо знакомая едкая вонь, неизменный спутник скверного месяца октября. Но уже в следующее мгновение защипало глаза — задымление было такой плотности, что хоть пальцем рисуй. Похоже, на этот раз и впрямь дело дрянь.
Мимо него рысцой пробежал высокий тощий юноша в комбинезоне механика.
— Эй, парень! — окликнул его Кармайкл.— Где горит?
Парень остановился, удивленно открыл рот и бросил на Майка странный взгляд, точно тот только что вернулся со спутника, где провел полгода.
— Вы что, не знаете?
— Знал бы, так не спрашивал.
— Черт, да везде. По всему проклятому Эл-Эй.
— Везде?
Механик кивнул. Вид у него был полубезумный. И снова эта удивленно отвисшая челюсть и блуждающий, словно у наркомана, взгляд.
— Ого, вы что, и впрямь ничего не слышали о…
— Не слышал,— Кармайклу вдруг захотелось хорошенько встряхнуть парня. Вечно он нарывается на таких придурков, черт бы их побрал. Он сделал нетерпеливый жест в сторону затянутого дымом неба.— Что, в самом деле так скверно?
— Ох, скверно, очень, очень скверно. Хуже еще не бывало, это уж точно. Все горит, я же говорю. На тушение пожаров брошены даже все самолеты гражданской авиации. Вам лучше сразу связаться с начальством.
— Именно это я и собираюсь сделать,— бросил Кармайкл уже на ходу.
Он побежал к зданию аэропорта. Крепко сбитый, не слишком высокий, но широкий в плечах и груди, Кармайкл привлекал к себе внимание. К тому же его ярко-голубые глаза — фамильная достопримечательность всех Кармайклов,— казалось, испускали лучи, точно прожекторы. Если он бежал, вот как сейчас, люди всегда расступались перед ним.
Горьковатый запах дыма ощущался даже внутри терминала. Сейчас это место больше всего напоминало сумасшедший дом; пассажиры в панике бегали туда и обратно, перекрикивались друг с другом, размахивали сумками. Каким-то образом Кармайклу удалось протолкаться между ними к кабине связи, еще старого образца, которой мог пользоваться человек без всяких этих новомодных имплантатов-биочипов. По аварийной линии он связался с районным начальником пожарной службы.
— Тащи сюда свою задницу, Майк, да побыстрее,— приказал тот, как только понял, с кем говорит.
— Куда вы хотите меня послать?
— Самый тяжелый участок к северо-западу от Чатсворта. Самолеты в аэропорту Ван-Нуйс загружены и готовы к взлету.
— Мне нужно кое-куда зайти и позвонить жене. Буду в Ван-Нуйсе через пятнадцать минут.
Все тело у него ныло от усталости. Уже девять утра, а он вылетел в половине четвертого и всю дорогу
