За такой настойчивостью чувствуется упорство, проявляющееся, по меньшей мере, в самой сложности образов, которые использовал Леонардо, а также, разумеется, в том риске, который он взял на себя, представив миру ересь, пусть даже столь хитроумную и тонкую. Возможно, как мы уже намекали, причиной столь большого количества незавершенных работ является не стремление к совершенству, но сознание того, что может случиться с ним, если кто-то, достаточно авторитетный, увидит сквозь тонкий слой ортодоксальности прямое богохульство, содержащееся в картине. По всей вероятности, даже такой интеллектуальный и физический гигант, как Леонардо, предпочитал быть осторожным, боясь запятнать себя перед властью, — одного раза было для него вполне достаточно[13]. Однако нет сомнений, что ему не было нужды класть главу на плаху, вставляя столь еретические послания в свои картины, если бы у него не было страстной веры в них. Как мы уже видели, он далеко не был атеистическим материалистом, как утверждают многие наши современники. Леонардо был глубоко, серьезно верующим, но его вера была полной противоположностью тому, что тогда — да и сейчас — является главным руслом христианства. Эту веру многие называют оккультной.
Большинство людей в наше время, услышав этот термин, немедленно представляют себе нечто отнюдь не положительное. Обычно его используют применительно к черной магии, или к ужимкам откровенных шарлатанов, или для обозначения и того и другого. Но на самом деле «оккультный» означает всего лишь «скрытый» и часто используется в английском языке в астрономии, когда один небесный объект перекрывает другой. В отношении Леонардо всякий согласится: конечно, хотя в его жизни и были греховные ритуалы и отправления магии, все же правда и то, что прежде всего и превыше всего он искал знания. Большинство из того, что он искал, было, однако, эффективно загнано в подполье, превращено в оккультное обществом и, в частности, одной могущественной и вездесущей организацией. В большинстве стран Европы Церковь не одобряла научных занятий и решительными мерами заставляла замолчать тех, кто обнародовал свои неортодоксальные взгляды или мнение, расходящееся с общепринятым.
Но Флоренция — город, в котором Леонардо родился и где при дворе началась его карьера, — была процветающим центром новой волны знаний. Произошло это только потому, что город стал убежищем для большого количества влиятельных магов и людей, занимавшихся оккультными науками. Первые патроны Леонардо, семья Медичи, которая правила Флоренцией, активно поощряли занятия оккультизмом и платили немалые деньги за розыск и перевод особо ценных старинных манускриптов. Это увлечение сокровенными знаниями в период Ренессанса нельзя сравнивать с современными газетными гороскопами. Хотя иногда области исследований были — и это неизбежно — наивными или просто связаны с суевериями, гораздо большую их часть можно назвать серьезной попыткой понять Вселенную и место человека в ней. Маги, однако, шли несколько дальше — они искали пути управления силами природы. В таком свете становится понятным: нет ничего особенного в том, что Леонардо в числе прочих активно занимался оккультизмом в то время, в таком месте. Уважаемый историк Дейм Френсис Йейтс выдвинула предположение, что ключ к пониманию гения Леонардо, который простирается столь далеко в будущее, лежит в современных ему идеях, связанных с магией[14].
Подробное описание философских идей, доминировавших в оккультном движении Флоренции, вы найдете в нашей предыдущей книге[15], но в основе воззрений всех групп того времени был герметизм, названный по имени Гермеса Трисмегиста, великого, легендарного египетского мага, в трудах которого была построена логичная система магии. Наиболее важной концепцией этих воззрений был тезис об отчасти божественной сущности человека — тезис, столь сильно угрожающий власти Церкви над умами и сердцами людей, что он был обречен на анафему. Принципы герметизма отчетливо прослеживаются в жизни и работах Леонардо, но, на первый взгляд, существует разительное противоречие между этими сложными философскими и космологическими воззрениями и еретическими заблуждениями, которые тем не менее основаны на вере в библейские персонажи. (Мы должны подчеркнуть, что неортодоксальные воззрения Леонардо и людей его круга не были только реакцией на коррумпированность и другие недостатки Церкви. История показала — существовала другая реакция на эти недостатки Римской церкви, и реакция не подпольная, но в виде мощного открытого протестантского движения. Но будь Леонардо жив сегодня, мы вряд ли бы увидели его молящимся и в этой, иной Церкви.)
Существует большое количество доказательств того, что герметики могли быть абсолютными еретиками.
Джордано Бруно (1548—1600), фанатичный приверженец герметизма, провозгласил, что источником его веры является египетская религия, которая предшествовала христианству и затмевает его своей мудростью[16]. Частью этого процветающего оккультного мира были алхимики, которые могли быть только подпольными из страха перед церковным неодобрением. И снова эта группа недооценена из-за современной предвзятости. Сегодня на них смотрят как на дураков, которые напрасно тратили жизнь, тщетно пытаясь превратить простые металлы в золото. На самом деле эти занятия были полезным прикрытием для серьезных алхимиков, которых в большей степени интересовали подлинно научные эксперименты наряду с трансформацией личности и потенциальными возможностями управления своей собственной судьбой. Снова нетрудно предположить, что человек, столь страстно жаждущий знаний, как Леонардо, окажется участником этого движения, может быть, даже одним из главных. Прямых доказательств такого рода занятий Леонардо нет, но известно, что он якшался с людьми, преданными идеям оккультизма разного рода. Наши исследования фальсификации Туринской Плащаницы позволяют с большой степенью достоверности предположить, что отображение на ткани является результатом его собственных «алхимических» экспериментов. (Более того, мы пришли к выводу, что сама фотография была когда-то одним из величайших секретов алхимии[17].)
Попытаемся сформулировать это проще: маловероятно, чтобы Леонардо был незнаком с какой-либо из систем знаний, существовавших в то время; вместе с тем, учитывая риск, связанный с открытым приобщением к этим системам, в равной степени маловероятно, чтобы он доверил какие-либо доказательства этого бумаге. Вместе с тем, как мы видели, символы и образы, которые он многократно использовал в своих так называемых христианских картинах, вряд ли получили бы одобрение церковников, если бы они догадались об их истинном характере.
Даже если это так, очарование герметизмом, может показаться по меньшей мере на первый взгляд, почти на прямо противоположном конце шкалы по отношению к Иоанну Крестителю и предполагаемой значимости женщины «М». Действительно, это противоречие настолько озадачило нас, что мы были вынуждены погружаться в исследование все глубже и глубже. Конечно, можно оспорить вывод, что все эти бесконечные поднятые вверх указательные пальцы означают, что Иоанн Креститель был
Нет сомнений, что мастер был давно известен в оккультных кругах как обладатель тайных знаний. Когда мы начали исследование его участия в фальсификации Туринской Плащаницы, мы натолкнулись на многие слухи, циркулировавшие среди людей этого круга, о том, что он не только приложил руку к ее созданию, но был еще и известным магом с высокой репутацией. Существует даже парижская афиша девятнадцатого века, рекламирующая Салон Роза+Крест — известное место встречи людей из артистических кругов, занимающихся оккультизмом, — на которой Леонардо изображен как Хранитель Святого Грааля (в этих кругах это означало Хранитель Высших Тайн). Конечно, слухи и афиша сами по себе ничего не значат, но все, вместе взятое, разожгло наш интерес к неизвестной личности Леонардо.
До сих пор мы отделяли главное наваждение Леонардо — Иоанна Крестителя. В то время — что представляется совершенно естественным — как он, житель Флоренции, получал заказы на картины или скульптуры святого, которому был посвящен этот город, особо следует отметить тот факт, что Леонардо делал это и по собственной инициативе. В конечном итоге его последняя картина, над которой он начал работать перед смертью в 1519 году, не была чьим-либо заказом, но написана им по собственному внутреннему побуждению — и на ней изображен Иоанн Креститель. Возможно, он хотел смотреть на него в свои последние часы перед смертью. И даже в тех картинах, за которые ему платили за написание ортодоксальной христианской сцены, он всегда, если обстоятельства позволяли это, подчеркивал роль Крестителя.
