Жюль Верн
Ознакомительная поездка
Глава I
ЛИБРЕВИЛЬ
Третьего сентября сего года на дверях резиденции администрации Либревиля появилось объявление. Вот что могли прочесть, к своему вящему удовлетворению, французские обитатели города, равно как и англичане, немцы, бельгийцы и португальцы, жившие в соседних факториях[1] . Текст объявления поняли все, потому что он был написан на эсперанто [2], универсальном языке, в то время широко распространенном среди населения Центральной Африки.
Приводим точный перевод этого текста на французский:
Судно «Туат» компании «Фрэссине», показавшееся в виду Либревиля, встанет на якорь на рейде сегодня, 3 сентября, в четыре часа. Генерал-губернатор призывает население достойно, как она этого и заслуживает, встретить прибывающую на пакетботе комиссию. Два члена палаты депутатов согласились принять участие в этой познавательной поездке, имеющей целью рассмотрение и решение вопроса о том, должна ли колония быть представлена в парламенте одним сенатором и одним депутатом. Решение этой проблемы может иметь для Французского Конго[3] весьма важные последствия, и мы призываем администрацию города оказать комиссии возможно теплый прием. Гражданские и военные власти должны прибыть в порт, чтобы официально встретить комиссию и препроводить ее в резиденцию.
Хотя население города было весьма пестрым, сомневаться в его чувствах по поводу события не приходилось. Оно с радостью встретило новость, так что комиссия могла рассчитывать на самый радушный прием. В хоре встречавших не должно было прозвучать ни единой фальшивой ноты. Сферу своей компетенции комиссия очертила предельно ясно, и соседним колониям нечего было опасаться, что она станет посягать на их права. И немцы в Камеруне, и бельгийцы в Свободном Государстве, и португальцы в Анголе, и даже англичане, все более углублявшиеся в Центральную Африку, могли быть спокойны.
В Либревиле, главном городе, можно сказать, столице Французского Конго, с 1844 года жили в основном вольноотпущенники. Город построили на северном берегу эстуария реки Габон[4], и он террасами поднимался на высоту в двести метров, а с северо-востока над городом доминировали горы Буе и Боден. В центре группы домов и домишек, известной под именем Плато, возвышался, четко выделяясь на фоне жилых строений, симметричный контур резиденции.
В то время Либревилю сулили неплохое будущее, он быстро разрастался и протянулся более чем на семь километров вдоль бухты. За несколько лет его население удвоилось и достигло примерно трех тысяч человек, белых и сенегальцев. Город оставался центром военного управления колонией, там находилась резиденция генерал-губернатора, поэтому значение Либревиля день ото дня росло. Вокруг него, в зарослях, под сенью драцены[5], там, где качались кокосовые и масличные пальмы, лепились бамбуковые хижины племени мпонгве[6]. На берегу бухты стояла католическая миссия, в ней содержались более двухсот детей, которых обучали ремеслу, не говоря уж о французском языке и об эсперанто: и тот и другой успешно применялись в торговых сделках с городами и деревнями внутри колонии. На юго-западе, в Барака, располагалось еще одно учреждение, где также обучали французскому языку, считавшемуся тогда в колонии языком официальным. Благодаря своему положению в дельте Габона Либревиль являлся как бы естественным центром всего региона и контролировал дорогу на Огове, проходившую по северной части конголезской колонии.
В тот день и желать нельзя было лучшей погоды для прибытия комиссии. Конечно, в сентябре, в нескольких градусах выше экватора, достаточно жарко. Но в центральной части страны, посреди бескрайних равнин, по которым бродят племена аборигенов, страдать приходится еще больше. Здесь, по крайней мере, на побережье с моря дует бриз, он освежает воздух и наполняет его соленым ароматом. Жгучее солнце временами заслоняют облака, и длинные тени бороздят гладь вод.
Пусть читатель не удивляется энтузиазму, с которым население откликнулось на призыв губернатора. Горожане — приезжие и аборигены, мужчины и женщины, дети, разряженные в праздничные одежды, — спешили со всех сторон, чтобы достойно встретить прибывающих из Франции членов комиссии. Излишне говорить, что в городах исконные конголезцы больше не разгуливали голыми, как это было у них принято прежде. Все они очень живописно выглядели в своих цветастых хлопчатобумажных одеждах; женщины, как и во времена завоевания, украшали руки и плечи массивными медными украшениями, вес которых иногда достигал шестидесяти килограммов.
Гарнизон получил приказ при высадке делегатов встать под ружье. Свои казармы покинули офицеры и солдаты — сенегальские стрелки, матросы[7] и вся конголезская милиция, набиравшаяся преимущественно среди племен бакеле[8] и осейба[9]. Все они были готовы воздать гостям военные почести. Персонал католической миссии присутствовал в полном составе; рабочие фактории Барака также пожелали принять участие в церемонии, которой предстояло навечно остаться в анналах Либревиля.
Примерно через три часа, когда волны прилива достигли неровной линии выброшенных на песок водорослей, выстроившаяся вдоль берега толпа издала единодушный крик: «Вот они… Вот они!..»
«Туат» еще не показался из-за мыса Жуенвиль, но первые ленты дыма, отклонившиеся к юго-западу, свидетельствовали о приближении пакетбота.
Судно быстро шло к берегу. Показался нос корабля, и наиболее зоркие различили брейд-вымпелы[10] на грот- и фок-мачтах. А тут и гафель [11] пакетбота не замедлил украситься французским флагом, так что не оставалось никаких сомнений, что судно, форштевень которого вспарывал белые от пены буруны, был не что иное, как «Туат», регулярно курсировавший между Марселем, Дакаром и Либревилем.
Не только любопытные с нетерпением следили за движением пакетбота. Сколько колонистов ждали новостей из Франции, Бельгии, Германии, Португалии! Скольким нетерпеливым адресатам, рассеянным по факториям этого обширного региона, по берегам Огове и Конго, он вез весточку из дальних краев!
Гавань Либревиля образована мысом Жуенвиль и полуостровом Фужер. Вход в нее не очень удобен — обширные отмели делают плавание в ней достаточно опасным, особенно банки Ла-Решерш и Милья; но, с другой стороны, эти банки облегчают якорную стоянку в бухте, так как большие волны открытого океана, весьма бурного в этой части Атлантики, разбиваются о них. Впрочем, за «Туат» бояться было нечего. Его капитан прекрасно знал эти места, он плавал здесь не один год. Судно благополучно прошло по фарватеру между двумя банками и без четверти четыре стало на якорь на глубине шести саженей[12], в двух кабельтовых[13] от берега.
Настоящего порта в Либревиле не было, и суда вынуждены были бросать якорь на открытом рейде. Но благодаря молу или, скорее, причалу на сваях, выгрузка пассажиров и товаров происходила без особых затруднений.
Губернатор и другие официальные лица собрались на площадке на оконечности мола. В тот момент, когда «Туат» выбросил в знак приветствия трехцветный флаг, на сигнальной мачте мола в ответ тоже взвился стяг. Обмена пушечными выстрелами не последовало; но воздух наполнился свистом вырывавшегося белыми султанами из клапанов машины и труб пара.
Когда судно встало на якорь, с него спустили шлюпку. В неё поместились несколько пассажиров, и вскоре она причалила к молу. Среди пассажиров шлюпки был и капитан «Туата», он первым взбежал по ступеням, сопровождаемый остальными. Прибывших, кроме капитана, оказалось пятеро. Капитан представил, их встречавшим в следующем порядке:
