Отвечала она, впрочем, охотно, и я не упустил шанса пройтись по эмоциональному ряду:
– Саш, сейчас небольшой ассоциативный тест. Я буду называть слова, а ты, не задумываясь, в ответ называешь цвета, первыми пришедшие тебе на ум. Можно два. Согласна?
– А зачем это?
А подозрительность в ней так и не прошла. Такое ощущение, что и не пройдет. Саша будто постоянно ждет подвоха. От каждого. От всех, в том числе и от меня.
– Видишь ли, по итогам теста я смогу точнее обрисовать область твоих интересов.
Саша с усилием кивнула. Ей все еще что-то не нравилось.
Конечно, профессиональные психологи поднимут мои методы на смех. Слишком быстро, пациент на взводе, интуитивно сопротивляется. Какие уж тут результаты! Пусть. Они – как тот мудрец, который по капле воды сделал вывод о существовании океана. Я – нет, я вижу океан воочию, бурный океан человеческих эмоций.
– Начали. Дом.
– Желтый.
– Город.
– Серый. Серый и черный. …
– Поезд.
– Синий… и желтый – Машина.
– Черный.
Как быстро она ответила! Теплее…
– Автобус.
– Желтый.
Конечно, стандартный городской автобус.
– Грузовик.
Секундная заминка.
– Черный!
Она почти выкрикнула. В точку! Так, теперь спокойнее…
– Тротуар.
– Серый.
Какой же еще? …
– Модель.
– Оранжевый, – Саша подняла на меня глаза и я снова, как и два дня назад, в институте, чуть не оглох от эмоционального удара. – Оранжевый и… голубой.
Мы еще немного побеседовали. Я старательно делал вид, что ничего не произошло. По-моему, мне удалось ее обмануть. Саша отвечала охотно, поскольку вопросы были безобидными. Но это я делал, что называется, для отвода глаз.
– Хорошо, Саша, спасибо, – сказал я наконец. – Думаю, ты подходишь. Я еще поработаю с результатами, а завтра вышлю Алле Сергеевне рекомендацию.
Я проводил Сашу до выхода, попрощался. Вернувшись в кабинет, сразу же занялся изысканиями.
Через три дня я уже все знал. Абсолютно все. Вплоть до номера грузовика и фамилии терапевта по лечебной физкультуре, который четыре года назад приводил в порядок Сашину ногу. Я знал как точно, в медицинских терминах, называются первая и вторая операции, сколько дали водителю…
Я не знал только одного. Почему Саша считает себя уродиной? По отзывам врачей нога срослась нормально. Бегать, как раньше, Саша, конечно, уже не могла, но физиотерапевт свою работу сделал – связки и сухожилия заработали как новенькие. В истории болезни написано четко:
«остаточной хромоты не наблюдается». Внешних последствий никаких, разве что несколько небольших шрамиков, легко прикрываемых первым же загаром.
Так в чем дело?
Вечером того же дня я решился позвонить Сашиной маме. Представился вузовским психологом, разговорил, благо это оказалось несложно, и…
Саша ненавидела себя. Буквально. Те страшные три года, сначала в коляске, потом на костылях с ужасным фиксатором на голени, похожим на сосущее кровь инопланетное чудовище. Потом Саша заново училась ходить. Сначала с помощью ходунка… Было больно. Зверски больно. Я получил те три спрессованных года разом – одной эмоциональной вспышкой. В кабинете у Аллы Сергеевны.
По-моему, они для Саши так и не кончились.
Внутренним взором она продолжала видеть изувеченную ногу, худую, в перекрестье шрамов.
На голени все еще пил кровь фиксатор.
Внешне нога зажила. Только Саша в это так и не поверила. Со стороны она на себя посмотреть не могла. А изнутри она казалась себе уродиной.
Но это было не все.
Лет с десяти, как и все девочки ее возраста, Саша мечтала стать фотомоделью. Только в отличие от многих – Саша имела все шансы. Если бы не тот грузовик… -…и вот теперь, сами понимаете. Она, конечно, об этом не говорит… она вообще неразговорчивая стала… но я-то вижу. Как по телевизору показывают что-нибудь про моделей, про подиум – смотрит, не отрываясь. Журналов понавыписывала.
Мама вздохнула. Я отчетливо представил, как она обречено махнула рукой.
– Единственная у нее в жизни отрада – летняя поездка. У меня сестра двоюродная живет в Феодосии, так Сашенька каждый год на каникулы к ним выбирается. Раньше вдвоем, а как постарше стала – я уж ее одну отпускаю. Мила… Людмила, сестра, обещала присматривать. Да и легче ей без меня. Я на пляже привыкла, чтоб шезлонг, люди кругом, было с кем поговорить…
Муж ушел через год после аварии, вспомнил я. -…а Сашенька со мной. Только на пляже она раздеваться стеснялась, так и сидела в брюках. Ее больше на дикие места тянуло, в самую глушь, где нет никого. Аркадий Анатолич, физиотерапевт, посоветовал прогревать ногу на солнце, загорать, чтобы кожа окрепла… Ну, Сашенька и пряталась по самым дальним углам. Пару раз поругались мы с ней, а на следующий год я таки решила отпустить ее одну. Этим летом тоже поедет.
– Когда? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Как сессию сдаст, в июле. Да еще этот практикум… Вы уж меня извините, но я была против вашего института. Сашенька настояла…
Дальше я почти не слушал.
Итак, у меня оставалось два с половиной месяца.
Я ломал голову весь май и весь июнь. Как сделать, чтобы все вошло в норму? Как вернуть Сашу?
Ехать самому? Пожалуй, не стоит. Она увидит «психолога», быстренько сложит два и два, все поймет и снова замкнется. Тогда никакого отпуска не хватит, чтобы пробиться через ее броню.
И я вспомнил о Николке.
Месяца четыре назад Мизери (еще одна моя агентесса, вроде Аллы Сергеевны) прислала ко мне издерганного паренька. Как обычно – сначала прислала и только потом соизволила объяснить, что и как. Менталитет такой. У них там, в богеме, нормальному человеку просто не выжить, все со странностями. У Мизери их было несколько, и не последняя – потрясающая память. Мизери помнила все, только – вот беда! – не всегда вовремя. С днем рождения она поздравляла либо за месяц до, либо уж, как минимум, полгода спустя. К какому сроку взялась подготовить цикл статей, ей приходилось записывать в органайзер. Причем, именно – когда. Кому и что Мизери помнила прекрасно.
Вот и с Николкой так же получилось.
Он записался на прием, зажатый и неуверенный приплелся на первый сеанс. Видно было, что парню явно не по себе. Помятый вид, припухшие веки, синяки под глазами, щетина…
– Добрый день, – несколько недоуменно произнес я. Алкоголик дверью ошибся? Есть у нас этажом выше фирмочка по кодированию от запоев. Нет, не похож. Но в последнее время парень явно сдружился с бутылкой.
– Понимаете, я…
Телефон тихо тренькнул, я специально выкручивал громкость звонка на минимум, но посетитель услышал, вздрогнул.
Я взял трубку.
– Алло, Ромашка! Приветик, Мизери говорит! Узнал? Слушай, солнце, я тут к тебе чудо одно направила, вчера что ли… или нет? Ну, не важно. Чудо зовут Николаем, Николкой. Он фотохудожник, я про него статью недавно писала. Дико талантливый парень! Видел бы ты его сейшн в «Арт-хаусе»!
Второй недостаток Мизери (по паспорту, кстати, Маши Лобановой) – чрезмерная разговорчивость. И прерывать нельзя – потеряет нить, по ассоциации вспомнит какое-нибудь пропущенное сверхважное дело и ускачет.
– И тут, понимаешь, Ромашка, такая неприятность: он персоналку затеял, причем сам, без раскрутки. Ну, не дурачок ли? Денег назанимал. А она возьми и провались! И думать нечего:
Колесов не приехал, из «Dom»'а – тоже никого, не знали просто. Вот и пришло на выставку полтора человека. Представляешь, первая персональная выставка – и пустые залы! Один Николка из угла в угол бродит. Короче, бедняга уверился в своей абсолютной бездарности и впал в
