депрессняк. Вторую неделю сидит дома в обнимку с бутылкой. Ты уж посмотри, может, поможешь парню, а? Жалко ведь, сопьется. Думаю, где-нибудь в конце недели он заявится. Как проспится, так и заявится…
– Он уже пришел, – сообщил я. – Только что.
– Да? Ну, надо же! Быстро справился, не ожидала. Я же ему только вчера… Ой, блин! Извини, Ромашка, бежать надо! Через полчаса у «Космо» презентация! Новое приложение! Опаздываю.
Поки-чмоки!!!
Мизери отключилась. …Собственно, тогда с Николкой у нас мало что получилось. Незадачливый фотограф страдал от жестокого похмелья и несправедливости жизни. Да и случай тяжелый оказался – с наскока не возьмешь.
Мы провели еще пять сеансов, Николка постепенно оживал, и теперь мне нужен был завершающий штришок, Поступок, который окончательно вернул бы парню веру в себя.
Николка подошел почти сразу – телефон и двух гудков не успел сделать, – словно бы ждал моего звонка.
– Романлексеич! Здравствуйте!
– Николка, – сказал я донельзя официальным тоном. На том конце что-то прошуршало и замерло. Я живо представил себе Николку, вытянувшегося во фрунт.
– Слушай. Мне нужна твоя профессиональная помощь…
Конечно, я ничего не рассказал ему про Сашу. Незачем. Я повернул дело так, что некоему журналу, мол, очень нужны приватные снимки известной фотомодели. А искомая фотомодель как раз сейчас удалилась от всего мира в заслуженный отпуск, прячется в самых диких местах, чтоб не глазели праздные зеваки. Намекнул, что за естественность позы любой журнал отвалит кучи бабок, да и фотограф, сделавший подобные снимки, сразу станет сверхвостребованным.
Этим я его и купил.
Наутро Николка примчался ко мне за Сашиной фотографией.
Мешковатый джемпер и вытянутые джинсы не обманули и его. Наметанным глазом художника Николка сразу же разглядел настоящую Сашу за ее маскировкой.
– Вот это да! – он прищелкнул пальцами. – Какая девочка! Что-то раньше я ее не видел, новенькая что ли?
– Новенькая, – ответил я. – Только-только появилась. Поможешь?
Николка кивнул:
– Для Вас – что угодно, Романлексеич! – и еще раз украдкой глянул на Сашу.
Утренним рейсом он улетел в Феодосию.
Больше я его не видел.
Саша сидела на теплом черноморском песке, любовалась морем, игривым и ласковым, как любимый щенок.
Дикий пляж пуст, вокруг – никого. Если закрыть глаза и не видеть давным-давно выброшенных каким-то неряшливым туристом проржавевших консервных банок, можно представить, что ты одна на всем свете.
И тишина. Только кричат чайки, и неугомонное море раз за разом с шелестом накатывается на пляж, отступает, снова накатывается – и так без конца.
Камни зашуршали под чьими-то ногами неожиданно. Саша вздрогнула, открыла глаза, привычным уже жестом накинула на ноги покрывало.
«Ну, кого там еще принесло!»
Саша обернулась.
По петляющей с мыса тропинке спускался парень. Нормальный, в принципе, парень, даже красивый, если бы не ежик трехдневной щетины. Шорты, цветастая гавайка, объемистая сумка через плечо… Неужели кто-то еще присмотрел ее место?!
Саша смерила незнакомца неприязненным взглядом. Он предпочел не понять намека.
– Привет! Загораешь?
Саша неопределенно кивнула. Не хватало еще с ним разговаривать!
– Можно мне с тобой?
Она совсем уже было собиралась ответить «нет», но дружелюбный тон, располагающая улыбка и неожиданно вспыхнувший на щеках парня румянец, заставили ее передумать.
– Садись. Места много.
Незнакомец представился Николаем, «можно Николкой», и, покраснев еще гуще, добавил, что он фотохудожник, а сюда пришел «на этюды»: снимать природу.
– Если я тебе мешаю – скажи. Мне всего-то надо пару снимков сделать. И я сразу уйду…
К собственному удивлению Саша ответила совсем не так, как хотела:
– Да нет, не мешаешь. Присаживайся – поболтаем. Скучно здесь сидеть одной целый день.
Николка оказался вполне сносным собеседником. В меру болтливым и не в меру веселым. Саша без труда включилась в разговор, с некоторым даже страхом ощущая в себе пробуждающуюся симпатию к Николке.
– Знаешь, – сказал он вдруг, – ты очень здорово смотришься вот так, у самой кромки. При хорошем освещении я бы взялся сделать такой снимок, что Сидни Кроуфорд умерла бы от зависти!
Саша вздрогнула.
– Да-да, – Николка, словно бы воодушевившись, привстал, обвел рукой горизонт. – Пустынный пляж, только море и небо, а в центре – ты! Красота природы гармонирует с красотой женщины!
Невозможно оторваться!
– Так уж прямо…
Речь давалась Саше с трудом. Сам того не подозревая, Николка разбередил, казалось бы, давно уже залеченную и забытую рану.
– Сейчас, сама увидишь…
Николка, порылся в сумке, достал пачку фотографии.
– Ты извини меня, пожалуйста, за дерзость, но я просто не смог удержаться…
– От чего?
– Саша, прости, но я уже третий день тебя снимаю. Вот, смотри.
У Саши задрожали руки. Часть фотографий упала на песок.
Вот она на фоне заката, расчесывает волосы… Это вчера, перед уходом. Вот босоногая Саша бродит по песку, расстилает покрывало…
Качественные фотографии, сделанные подлинным мастером своего дела, просто заворожили ее.
Это она? Она сама, никто другой? Вот эта девушка, по-настоящему похожая на фотомодель, одну из тех, что Саша так часто рассматривала на глянцевых страницах журналов, отчаянно завидуя, боясь признаться в этом даже себе самой?
Саша подняла глаза на Николку, еще не зная ругать его или благодарить. И так и застыла, не в силах вымолвить не слова: его взгляд, полный любви и нежности, разом унес в прошлое все ее страхи и комплексы. Унес навсегда.
Николка так и исчез. Позвонил лишь раз, из Феодосии, прокричал нечто восторженноблагодарное: «Романлексеич, я ее люблю» и все… Через неделю пришла бандероль с фотографиями – Саша на фоне закатного моря, Саша в волнах прибоя, Саша сидит на песке…
Я купил в переходе альбом: долго выбирал, наконец, нашел подходящий – на глянцевой обложке расправляет шею грациозный белый лебедь. Теперь Сашины снимки живут в нем, места хватило, даже осталось чуть-чуть.
С тех пор о них я ничего не слышал. Только все чаще и чаще попадаются в модных журналах снимки Николая Ревича, и все громче звучит в модельном мире имя новой звезды – Александры Вороновой, подиумный псевдоним – Алекса.
А мне остается только гордиться тем, что именно я дал ей то, чего у нее не было, и вывел на свет из темного, давящего тупика собственных страхов. Дальше пусть идет сама, пусть ищет свое счастье. Да и Николка ее не оставит. Вдвоем они сильнее.
Но все-таки иногда, стоит мне достать глянцевый альбомчик с царственным лебедем, почему-то сильно щемит сердце…
Может, возраст?
