— Да, Мелинда? — приободрил ее Говард, видя, что секретарша выжидающе смотрит и молчит.
Голос его звучал неопределенно, никак не отражая настроения. До сих пор никто не слышал, чтобы мистер Эллиот разговаривал на повышенных тонах. Какая загадочная сила исходила от него, внушая починенным глубокое уважение и преданность? Все это было предметом частых пересудов в коридорах и курилках компании.
— Сбежавшая из зоопарка самка орангутанга произвела на свет четырех детенышей? — задал он следующий вопрос, поскольку Мелинда продолжала хранить молчание. — В здании начался пожар? Говорите же!
Мелинда подавила недовольную гримасу, отчего ее вздернутый носик сморщился. Она подумала, что именно поэтому все служащие фирмы и побаиваются Говарда Эллиота. Ему не надо повышать голоса, читать нотаций или приходить в бешенство. Своим острым языком он мог сразить наповал кого угодно.
Но Мелинда любила шефа. Его вообще любили все сотрудники компании «Эллиот Хоутелс». Хотя мало кто из них мог толком объяснить — за что.
Секретарша нервно хихикнула на шутку шефа, прокашлялась и сказала:
— Извините, мистер Эллиот, вы просили не беспокоить вас, пока не ознакомитесь с новыми документами. Но звонит ваша мама. Она настаивает, сэр.
Мелинда поежилась, вспомнив сладкий, бархатный, но с металлическими нотками голос дамы, требовавшей, чтобы ее соединили с сыном.
Улыбка Говарда успокоила секретаршу. Несмотря на пятилетний опыт работы у Эллиота, девушка почувствовала себя подростком, поймавшим одобрительный взгляд своего кумира.
— Ну что ж, — вздохнул шеф, протягивая руку к телефону, — разве мы вправе отказать Джорджии? Это могло бы оказаться под силу разве что вождю гуннов Аттиле. — Эллиот чуть помедлил и добавил: — Уже полдень. Почему бы вам не позавтракать? Вы мне не понадобитесь в течение… — он посмотрел на элегантные золотые часы на руке, — как минимум двух часов.
Мелинда ответила благодарной улыбкой. Через месяц у секретарши Говарда была назначена свадьба. А потому она спешила разделаться с миллионом мелких проблем.
— Спасибо, сэр, — ответила она, отступив на шаг и готовясь закрыть дверь. Но тут же вновь заглянула в щелку. — Удачного разговора с мамой, мистер Эллиот. Мне кажется, она от вас чего-то хочет.
— Моя мать вечно чего-нибудь да хочет! — отозвался Говард. И улыбнулся, продемонстрировав безупречную белизну ровных зубов. Они особенно выделялись на фоне загара, покрывшего его лицо после недавней поездки с матерью на высокогорный курорт, где они катались на лыжах.
Эта поездка традиционно повторялась из года в год с тех пор, как Говард поступил в университет. Именно тогда первый муж Джорджии Стивен Эллиот получил уведомление об увольнении с работы. Последние пять лет он серьезно болел.
Мать Говарда считала, что подобные поездки свидетельствуют о нерушимости родственных связей между ней и сыном. Это внушил ей некий психолог, автор трех самоучителей, бывших некоторое время бестселлерами.
— Самое ужасное, — продолжал Говард, — что никто, включая меня, не знает, как сказать «нет» моей дражайшей матушке. Ей-богу, если когда-нибудь я встречу женщину, которая не клюнет на ее льстивые манеры, то без промедления женюсь!
— Хорошо, что у меня есть Дейв, мистер Эллиот, — отважилась пошутить Мелинда. — Иначе единственный мужчиной, за которого я решилась бы выйти замуж, оказались вы. А я не смогу сказать «нет» вашей матушке, даже если она заставит меня остричься наголо, зажать в зубах розу и танцевать фанданго на столе за семейным обедом.
Говард улыбнулся, потом сделал секретарше знак закрыть дверь и нажал на кнопку телефона:
— Здравствуй, Джорджия! Как ты себя чувствуешь? Скольких еще врачей ты сегодня лишила покоя, вытащив из теплой постели и заставив ночью нестись к своей пациентке?
Совсем юный смешок Джорджии Эллиот Скэндел Уоррен веселым колокольчиком донесся по телефонному проводу из ее шикарного санатория и наполнил рабочий кабинет сына.
— Говард, прекрати хулиганить! Зачем ты делаешь из меня какого-то кровожадного зверя? Разве я виновата, что наш дорогой Руперт — этот жестокий, тупой садист — вдруг решил, что совершил самую грандиозную ошибку в жизни, став физиотерапевтом?
— Дорогая, тебе виднее, — хмыкнул Эллиот. — Но, ради бога, довольно о Руперте. Скажи лучше, как идет лечение?
— Ужасно! О, Говард, я умираю от отчаянной скуки!
Говард откинулся на спинку стула, мысленно подсчитывая недели, прошедшие с того дня, когда его мать, катаясь на горных лыжах, сломала левую ногу. Это произошло двадцатого января. То есть около восьми недель тому назад.
— Джорджия, но ведь всего четырнадцать дней, как с тебя сняли гипсовую повязку. Физиотерапия требует времени…
— Немалый срок для женщины моего возраста! — прервала сына Джорджия. — Эта переполненная больными клиника, Говард! Я ее ненавижу!
— Все больницы и санатории одинаковы, мама, — ответил Говард, подвигаясь вместе со стулом к столу.
— Только не надо сарказма! — вспылила Джорджия. — Ты говоришь точь-в-точь, как твой отец, да будет ему земля пухом! И перестань называть меня мамой. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.
Однако тон неожиданно смягчился. Говарду даже показалось, что он видит перед собой ее улыбающееся лицо.
— Говард, дорогой, — заворковала Джорджия, — я хотела бы вернуться домой.
Голос матери стал жалобным, как у ребенка, впервые отправленного в летний лагерь.
— Вернуться домой? — переспросил Эллиот. — Это неплохо. Во всяком случае — нечто новое. А что ты называешь домом, Джорджия? Манхэттен? Парижскую квартиру? Или свой особняк в Массачусетсе?
— В Массачусетсе?! Милый мальчик, я продала тот ужасный дом еще в прошлом году. Неужели ты не помнишь? Его купил очаровательный джентльмен, президент Общества по займам и сбережениям. Правда, он мог лишиться всего после того, как угодил за решетку. Я услышала об этом позавчера в специальной передаче. Этот человек оказался замешанным в какую-то некрасивую историю…
Говард оторопело уставился на телефонную трубку. Значит, Джорджия смотрит телевизор? Такого с ней еще не случалось. Что произошло? Может быть, она действительно слишком долго сидела взаперти? Говард постарался отогнать от себя невеселые мысли и стал внимательно слушать.
— … и полиция его забрала. В конце концов, это уже не важно. О чем я? Ах да! Не знаю, зачем вообще купила тот дом. Нет, извини, знаю! Фактически я его и не покупала, а получила в качестве своей доли от моего милого Скэндела. Между прочим, говорят, что скоро его посвятят в рыцари. Подумать только, я могла именоваться леди Скэндел. Если бы, конечно, набралась терпения и осталась замужем за таким тупицей, как Скэндел. Впрочем, на нем свет клином не сошелся!
— Ты хочешь, чтобы я все это выяснил? — спросил Говард. Он знал, что заставить матушку сменить тему разговора можно, только проявив к нему интерес. Хотя бы на словах.
— Да нет же, это очень давняя история. Так же, как тот особняк и сам Скэндел. Ты помнишь, что отныне я решила проводить лето в Каннах? Когда закончится фестиваль, толпа схлынет и бульварная пресса разъедется. Уоррен подарил мне на свадьбу виллу в Каннах. Чудный человек! Интересно, как он сейчас? После женитьбы на той глупенькой кинозвезде?
Говард облокотился на стол и принялся усердно тереть виски кончиками пальцев. Если бы он начал интересоваться всеми экс-мужьями и резиденциями своей матери, то ни на что другое у него не оставалось бы времени. Слава богу, он предпочитал не вникать в их запутанные взаимоотношения. И сейчас постарался как можно мягче завершить разговор:
— Хорошо, Джорджия. А теперь пощади меня и скажи наконец, где сейчас будет твой дом?
— Не задавай глупых вопросов. Конечно, в Кейп-Мэе. У тебя там такие чудные отели!
Говард тут же прекратил тереть виски. Похоже, дело уже не ограничится таблетками от головной
