боли.
— Кейп-Мэй?! — воскликнул он. — Ты шутишь? Уже больше двух лет ты не останавливалась ни в одном из моих отелей, Джорджия! Последний раз в Кейп-Мэе ты была после…
— Пластической операции на лице, дорогой. Не будь жестоким и не напоминай мне об этом. Но ты, верно, помнишь, как ужасно я после нее выглядела? Могло сложиться впечатление, что мне прищемило голову тяжеленной дверью. Ведь именно так ты отозвался тогда о моей физиономии. Я напомнила тебе об этом только потому, что сейчас чувствую себя совершенно непригодной для цивилизованной жизни. Хотя мое лицо в полном порядке.
— Но гипсовую повязку с ноги сняли. И когда я на прошлой неделе разговаривал с лечащими врачами, они уверяли, что ты уже отказалась от инвалидной коляски.
— Да, коляска больше действительно не нужна. Но меня теперь заставляют ходить с палочкой. Это меня-то! А левая нога выглядит так, будто я держала ее на строгой диете. Она стала вдвое тоньше правой. Я хромаю! И не смогу появляться на людях до тех пор, пока полностью не выздоровею.
— То есть ты убедила себя, что тебе непременно нужно переехать в Кейп-Мэй именно сейчас? — допытывался Говард.
Господи, почему она не выбрала какое-нибудь другое место для восстановления сил? Почему не желает остаться в роскошном санатории? Ну конечно, для нее это было бы слишком просто!
— Подумай, где можно лучше укрыться от людей, чем в этом тихом, захолустном городке? Причем именно теперь, в апреле, пока туда еще не понаехали туристы. Я уверена, никому в голову не придет искать меня там.
Говард заскрежетал зубами. Неужели его матушка всерьез полагает, что с окончанием предыдущего летнего сезона все обитатели побережья исчезли с улиц и погрузились в зимнюю спячку? Но объяснять это Джорджии, не желающей ничего слушать, было бы пустой тратой времени. Уж лучше попытаться сыграть на ее уверенности, что городок и в самом деле вымер.
— Джорджия, — начал он, набравшись терпения, — ты не сможешь обойтись без посторонней помощи. В моих отелях и впрямь первоклассные номера, но через неделю ты и здесь начнешь изнывать от тоски.
— У меня и в мыслях не было, что я буду жить там одна. Найми для меня какую-нибудь приличную и не очень болтливую компаньонку, которая одновременно могла бы проводить мне физиотерапию. На этот раз, Говард, это непременно должна быть женщина. Руперт был слишком груб…
— Нет, Джорджия, — прервал ее Говард. — Это ты была слишком упряма. Руперт старался как мог, но ему никогда не приходилось заниматься дрессировкой львов.
— О, Говард, я люблю тебя! Ты такой забавный. Но вернемся к моему будущему физиотерапевту. Я хочу, чтобы это была молодая, привлекательная женщина, но в пределах разумного. Ибо мне придется лицезреть ее ежедневно, может быть, целый месяц. Ты не представляешь, в какой я пребываю депрессии среди всех этих нянек, медсестер, которые, похоже, вообще не умеют улыбаться. Меня должна окружать молодежь, Говард, энергичная молодежь! Кроме того, я скучаю по Бонни и Элли. А в Кейп-Мэе они могли бы быть около меня. Ну, кажется, я все сказала. Постарайся выполнить мои просьбы, и этого будет достаточно. Вполне достаточно!
Легкий смешок, вырвавшийся у Говарда, был полон досады. Он сам хотел обосноваться в своей квартире на вершине небоскреба в Кейп-Мэе и провести там большую часть апреля, пока не закончатся переговоры о закупке пляжного оборудования для нового отеля. Дело продвигалось туго, надолго отлучаться из города он не мог, а тут как снег на голову сваливалась Джорджия. И требовала уделить ей внимание.
А как быть с Бонни и Элли? Эти обожаемые его матерью пушистые и тявкающие создания вряд ли будут способствовать созданию нормальной рабочей обстановки! А может быть, ему нанять еще и нескольких цирковых артистов — пару клоунов, шпагоглотателя, профессионального укротителя львов? И в таком милом окружении заняться делами компании?
— Послушай, Джорджия, — продолжал Говард убеждать матушку, — я льщу себя надеждой, что ты действительно хочешь вернуться туда, где чувствуешь себя дома. Но…
— Нет, нет, и еще раз — нет! — прервала его Джорджия. — Я уже давно научилась различать в твоем голосе нотки, предвещающие мне день Страшного суда. Я все обдумала. Приеду дня через два. Как только найду здесь приличный салон красоты. Ибо в своем теперешнем виде боюсь до смерти напугать детишек в аэропорту. Ты когда-нибудь серьезно задумывался о детях, Говард? Я думаю о них постоянно. Особенно с того дня, как меня уложили на больничную койку. Приезжай в аэропорт, сынок, и встреть меня. Лучше — уже в сопровождении молодой, хорошенькой дамы — физиотерапевта.
— Ладно. Это все, Джорджия? — спросил Говард, вдруг почувствовав приступ головокружения. — Или ты пришлешь мне сообщение с подробными пожеланиями касательно роста и цвета волос твоей новой компаньонки?
— Думаю, я все тебе объяснила. Ах, вот еще что! Эта дама должна согласиться гулять вместо меня с Бонни и Элли. Полагаю, она не станет возражать. Ты ей хорошо заплатишь, правда, дорогой? Ну, а теперь — пока!
Трубка умолкла, прежде чем Говард успел сказать хоть слово. Впрочем, может, это и к лучшему. Ибо слово никак не относилось к разряду приятных. Кроме того, оно, несомненно, было бы произнесено чересчур громко. А это, как отлично знали Мелинда и другие сотрудники компании «Эллиот Хоутелс», противоречило бы характеру их невозмутимого босса.
Саманта Ричардс еще раз проверила сумочку с аптечкой, готовясь направиться в «Дьюнс». Там у нее была назначена встреча с очень важным клиентом. Клиента звали Говард. И не просто Говард. Он носил фамилию Эллиот. Спокойный, чисто выбритый, утонченный, искушенный в житейских делах и, по мнению Саманты, циничный и эгоистичный Говард Эллиот.
— У меня впечатление, Саманта, что ты трясешься от страха, — раздался голос Кори Чандлер. Помощница Саманты, рыжеволосая девушка небольшого роста, с усыпанным веснушками лицом и безнадежной склонностью к полноте, сидела на краешке стола.
— Надеюсь, ты шутишь? — невозмутимо отозвалась Саманта, застегивая сумочку. — У меня было уже три дюжины такого рода экспериментов, пока я не выбрала административную деятельность в сфере бизнеса. Почему я должна чего-то бояться?
— Боже мой, Саманта, неужели ты не понимаешь? До самого Атлантик-Сити ты будешь сидеть в машине бок о бок с Говардом Эллиотом знаменитостью штата! Кстати, о чем ты будешь с ним разговаривать? Клянусь, я не смогла бы выдавить из себя ни единого слова! Говорят, он просто великолепен!
Саманта смерила Кори насмешливым взглядом и, разгладив шов на своей белой хлопчатобумажной форме, бросила небрежно:
— Думаю, как-нибудь переживу. — Она сняла со спинки стула длинную шерстяную кофту и натянула на себя. — Кроме того, — продолжала Саманта, — насколько мне известно, эта знаменитость едва успевает отбиваться от жаждущих протекции манекенщиц, актрис и светских дебютанток. Вряд ли он заметит даже, одна у меня голова или две. А уж вести пустые разговоры по пути в аэропорт у него совсем не будет желания.
Саманта взяла сумочку и шепнула себе под нос:
— Это отнюдь не значит, что я не хотела бы перекинуться с ним двумя-тремя словами.
Но Кори все-таки услышала и, вскочив, положила руку ей на плечо:
— Правда, Саманта? Ты бы действительно хотела?
Саманта пожала плечами, стараясь казаться равнодушной, хотя понимала, что это ей решительно не удается. Кори смотрела на нее, хитро улыбаясь:
— Ты отлично знаешь, о чем я веду речь. Когда ты объясняла, почему решила принять это предложение, то говорила, что попытаешься извлечь из «Эллиот Хоутелс» пользу для всего штата. Уверяла, что в отелях такого класса потребуется много медиков, особенно в разгар курортного сезона. А клиенты — сплошь богатые и влиятельные люди. Так? Не помню, правда, упоминала ли ты о намерении отчитать Говарда Эллиота за его бессовестные попытки скупить дома миссис Дойл и ее соседей, а на их месте
