Чего бы это ни стоило. Через две тысячи верст. Что значит месть, когда нужен покой. Месть — для живых.
— Принесу, таков мой обет.
Георгий посмотрел на Старьевщика, и глаза его наполнились слезами.
— Ты не врешь…
Нет, и старик это видел даже сквозь фон защитного амулета. Даже не видел — знал. Старики, они не Всегда могут понять, как работает механизм, не всегда опишут и то, что человек творит силой сознания. Но иногда им дано просто Знать, и это их знание абсолютно.
— …я попрошу Совет обители. Я редко прошу, и мне никогда не отказывают. Мы перенесем крипту и заложим новый храм. Новый — не на остатках разрушенных старых. Вера, она достойна… они оба достойны.
Покоя. Он — для мертвых.
— Хорошо, — согласился Старьевщик.
Оставался последний вопрос. Но задать его надо было не отцу Георгию. И даже не Венедис, хотя и ей тоже. В первую очередь его надо было задать себе.
Только сначала имело смысл попробовать включить машину. Если с механизмом ничего не выйдет… одним словом, Вик хотел оттянуть объяснения как можно дальше. Он боялся.
А машина заработала с первой попытки. Старьевщик в очередной раз преклонился перед гением учителя. Задрожали в резонансе антенны, и загудели трансформаторы. Вик обалдел: внутри полуразрушенного собора нефы были не просто заложены кирпичом и переплетены сложной индукционной сеткой — в них были оставлены полости для создания совершенно нереального звукового эффекта. И то, что в описании отца Георгия виделось старческим маразмом — насчет звона колоколов, — оказалось обязательным условием.
Дрей добился сочетания сверхвысокочастотного электромагнетизма и акустики — взаимодействия, Вику непостижимого. Если бы схема вдруг не заработала, механист бы беспомощно опустил руки.
Но машина включилась с полоборота.
И откладывать дальше стало некуда.
— Сила машины в том, что она не разрушает сознание, наоборот, задает единый ритм, — объяснит Старьевщик Венедис. — А проблема в следующем — рисунок пульсаций мозга строго индивидуален. Просто включение механизма в лучшем случае — ничего не даст. В худшем — противофаза или перекос фаз вызовут фатальное разрушение сознания.
— Ты о риске? — уточнит девушка.
— Нет. Риски здесь недопустимы. Я о калибровке на прогонных мощностях.
— И что мешает?
Механист соберется с силами и признается:
— Я.
Потому что настройка машины на чужую психику требует участия собственного сознания — их взаимного проникновения. Дрею и Вере было легко — они любили друг друга, и это служило Палычу согласующим элементом. Учитель мог чувствовать, как машина влияет на Танцующую. И настраивать контуры.
Старьевщику — трудно.
Некоторым женщинам, с которыми жизнь мимолетно сводила механиста, нравилась топкая завеса вместо его эмоций. Было в этом что-то дикое, жестокое и влекущее. Только плоть. Многие женщины в конце концов оставались разочарованными, но влекло почти всех. Вика это устраивало, потому что…
— Глупый, — скажет девушка, — ты такой глупыш. В этом же нет ничего страшного, постыдного, это ведь так просто. Естественно. Просто отключи свой амулет. Просто отключи. Если вдруг станет невмоготу — включай снова. Я выдержу — ведь так уже было однажды.
Было — Старьевщик помнит. Венди не погибла и не сошла с ума — ее просто стошнило. Она ведь сильная.
— Давай.
— Отключаю.
А в этом нет ничего страшного — это ведь не сформулированные мысли, не знания и не память. Это просто чувства — оттенки, переживания — на вкус, образы — мерцания. Это всего лишь тени эмоций.
Вик понимает, что все и для всех привычно, обыкновенно, однако…
…боль, страх и горечь, паника…
И Венедис оседает на землю, слюна пенится на ее губах, и Старьевщик неловко подает кружку с холодной водой:
— Извини. Рефлекторно.
— Ничего, пробуем еще.
…как он рыдал над телом Учителя, зеленый пацан, и клялся мстить, и мстил, выжигая целые села…
И девушка стонет от боли сознания.
— Прости.
— Отключай.
…то, как Она умывалась у горной речки, как он прижимал к себе Ее тело…
Венедис кричит, слезы на ее глазах.
— Я не могу, Венди.
— Можешь!
…но мертвым нужен покой, а живым — жизнь…
И только с четвертой попытки Вик чувствует, что, кажется, в состоянии держаться. Что это ее душа в нем, а его внутри ее, пусть даже на вязком удалении, но в принципе терпимо.
А когда настройка закончена и машина послушна любому трепету Венди, Старьевщик, извлекая свою утомленную душу, прощаясь с ее утомленной душой, чувствует липкое облегчение. И звенящую тонкую грусть.
Девушка сидела на краю лежака, в котором совсем недавно покоилась Великомученица, Танцующая С Ветром. Истлевшие кости собрали, завернули в ткань и сложили в сделанный спешно ковчег. Череп с провалами глазниц и ряд белых зубов — какой ты была в жизни, Вера? Красавицей? Вик помнил раннюю седину на висках Дрея — наверное, да.
Венедис брезгливо ежилась — здесь около тридцати лет пролежал труп, и подстеленные свежие овчины ситуацию не улучшали. Включать машину на полную мощность решили без привязки к событиям, полнолуниям и парадам планет. Готовы, значит, пора, не понедельник — и то ладно. Венди, однако, мешкала. В очередной раз оговорили подробности. К Звезде отправлялись Убийца, механист и вогул.
Килим, потому что он Голос. На этот раз — голос, а заодно глаза и уши статутной княгини. Она же сама останется здесь. Богдан и Виктор ведь не смогут нести в себе Венди.
— Идите, — прошептала девушка.
Убийца кивнул — накопители уже сутки набирали мощность, а сейчас надо было включить терминалы. Одновременно. Потом можно расходиться и ждать — Венедис просила дать время, чтобы приноровиться к силе. Может быть, сутки, может больше. В принципе — ей все равно, откуда по Валааму собирать трех человек, чтобы забросить их на тридцать шесть миллионов метров в небо.
— Погоди, — позвала Венди механиста. — Секунду.
Она в последний раз посмотрела и отдала Старьевщику карты. Те, четыре.
— Возьми. Эта загадка может остаться неразгаданной. С таро всегда так. Все может закончиться… плохо. Для кого-то одного или для всех. И я не знаю, насколько полно мне удастся с вами присутствовать. Я не знаю, что там вас ждет. Карты — смотри на них, если потеряешь уверенность. В них все, чтобы помочь твоей мысли. Следи за персонами — наша роль обусловлена сюжетом. С вогулом связано изображение на карте «Выбор». «Колесо Судьбы», как ты заметил, — механизм. Богдан — «Убийца» и «Безумец»
